Период распада. Триумф смерти - читать онлайн книгу. Автор: Тим Волков cтр.№ 13

Порывистый ветер хлестко ударил в лицо ледяной крупой, обжег щеки. Замерзать здесь, рядом с покойником, не хотелось, но и идти дальше не было уже никаких сил. Навалилась вдруг чернота, и дышать стало тяжело.

Словно почувствовав эту безысходность, ветер внезапно стих, уйдя дальше, почти к горизонту, и стал бесноваться там, играя редкими кустами, от чего казалось, что кто-то в поле шепчет молитву. Повернув голову в ту сторону, Каша долго и внимательно вслушивался. Иногда ему даже казалось, что он различает отдельные слова, но едва уловив, он сразу же их забывал, не в силах удержать в голове.

Пролежал старик так довольно долго и, кажется, даже задремал, потому что когда открыл глаза в следующий раз, уже было темно, как в могиле. Каша приподнялся, почувствовал, что часть усталости ушла и хватит сил даже встать. Сильно окоченели от мороза ноги, простреливало спину, но что это по сравнению с тем радостным чувством, которое овладело вдруг стариком. Он встал и понял, что еще жив – мог бы умереть рядом с менее удачным бедолагой, но не умер, и только чудо спало его. Нельзя ложиться, как бы ни хотелось, как бы тяжело ни было – пусть замерзнет, но стоя, не сломившись. Упал – значит, сдался. А если встал и идешь, значит, не сломался внутри.

С этими мыслями Каша не заметил, как доковылял до занесенного снегом холмика. Подняв глаза, старик не смог сдержать слез радости. Это была та самая сараюшка, которую он заприметил издали! Да не простая, а дровяник, а значит, будет чем согреться. Правда, самого дома уже не было, осталась от него лишь печная труба, точащая из полуразрушенных куч фундамента.

И словно появились новые силы. Каша распахнул дверь и вошел внутрь. Густо пахнуло влажной древесиной, соломой и еще чем-то таким, летним, теплым, какой-то полевой травой. В темноте разобраться было сложно, поэтому пришлось шарить руками вслепую. Довольно скоро он нашел саму поленницу, рядом с нем чурку с топором, пустую пачку сигарет, спички.

Накидал поленьев на пол, сложил их ровным рядком, сверху высыпал стружку и щепки, вокруг шалашиком сложил тонкие сучья. С замиранием сердца поджег спичку. Дрова были сырые и разгораться не хотели, шипели и стреляли. Каша успел, пока не прогорела спичка, поджечь с краю пачку от сигарет и уже ей начал пытаться развести костер, тыкая огоньком по уголкам щепок. Наконец, пламя нехотя занялось. Не веря своему счастью, старик протянул одеревеневшие от холода руки к огню и сидел так, покуда не начал оттаивать и дрожать всем телом.

«Это хорошо, это значит, отходит тело от мороза, оттаивает, чутка еще посидеть, погреться, легче тогда будет».

Сильно морило в сон. Старик выбрал из поленницы несколько деревяшек поровнее, без острых углов, сложил рядком на полу, поближе к костру, сверху лежака кинул соломы. Едва хватило сил, чтобы лечь. Разместил удобнее отекшие в предплечьях руки, чтобы шишковатые сучья не кололи, под голову нагреб больше соломенной мякоти. Повозился еще немного, потом повернулся спиной к костру – прогреть застывшую поясницу, заодно и глянул в окно, посмотреть, что там твориться на улице.

Темень навалилась амбарная, глухая, с вкрадчивым шорохом смерзающегося снега, доносящимся снаружи. Каша закрыл усталые веки и некоторое время наблюдал за редкими вспышками сиреневых всполохов, возникающих то ли в его воображении, то ли на самом деле. Не заметил, как опрокинулся в муторный зябкий сон.

Снился родной дом: калитка с выцветшей облупившейся краской, извилистая тропинка, ведущая в поле, кряжистый дуб в саду. Снился родной дед на лавочке возле дома. Он часто любил там сидеть, просто так, неподвижно глядя подолгу куда-то вдаль и думая о чем-то своем, невеселом, и порой его приходилось по несколько раз окликать, чтобы вывести из этой задумчивости. Снилось лето, теплое, уютное. Снилась прошлая жизнь, такая желанная, тихая, покойная, которой уже никогда теперь не будет.

Проснулся рано, еще до рассвета, вздрогнул всем телом, подорвался куда-то, будто проспал что-то важное и теперь намереваясь нагнать это. Мгновение слепо озирался, пытаясь сообразить, от чего такое тревожное чувство. Ничего не понял. Вроде как задремал. Приснилось что-то? Наверное, так. Потер заслезившиеся от зевоты глаза. Вновь вгляделся в свинцовое пространство. Наконец сообразил, где находится.

До сарая вчера еле доволокся, в нем и заночевал. Костер развел. А кстати, где он, костерок этот? Неужели затух? Да, так и есть, одни угли остались, поэтому так холодно. Развести бы заново, согреться. Воды закипятить. Прогнать через себя горячее, чтобы ожить окончательно, сил каких-никаких запастись.

Мысли о горячем разбудили желудок, и тот голодно заурчал, требуя еды.

«Знал бы, что так все обернется, взял бы чего на зуб пожевать», – невесело подумал старик, пытаясь унять мысли о харчах.

И вдруг почувствовал какое-то шевеление в темном дальнем углу своего убежища. Шибануло в нос чужим духом, застоялым, жировым, и дышать от этого смрада мгновенно стало невыносимо. И как сразу его не учуял?

Кто-то прятался во мраке.

Каша совсем растерялся, замер от сковавшего тело мгновенного страха, не зная, что делать дальше, боясь даже обернуться. Бежать бы к спасительной сараюшке, что находилась возле дровника, туда, где стояли еще с лета косы и мотыги, но с той стороны тоже надвигалась смертельная темная сила, пахнущая плотно и чуждо. «Стая», – понял старик, услышав на улице рык.

Зверь тяжело втянул воздух, и от этого действия что-то внутри его горла застрекотало, будто там завелось какое-то ядовитое насекомое. Каша не сразу смог рассмотреть чужака, щурясь со сна в предутренней мгле. Увидел шишковатый лоб зверя, передние лапы, мощные, обтянутые пыльного цвета кожей. Еще разглядел желтые клыки и шероховатый язык.

Мертвая землистая тень упала к самым ногам Каши. Зверь выступил чуть вперед и встал в дверном проеме, закрывая путь к отступлению. Кожистый загривок под самой пастью угрожающе заколыхался, начал раздуваться и опадать, давая недвусмысленный знак, что сейчас будет атака.

«Мутант», – пришла догадка. Таких образин раньше видеть не приходилось. И на волка похож, и одновременно на жабу какую-то распухшую. Больше всего, конечно, пугала пасть, сплошь усеянная несколькими рядами острых как иглы клыков.

Каша вышел из оцепенения, поднялся, сделал маленький шажок к окну.

Монстр оскалился, из мощного тела раздался трубный рык. Действия человека ему были явно не по душе.

«Никак сам черт из преисподней явился за мной! – подумал старик, вновь замерев. – Не напал сразу, потому что не знает, что от меня ждать. Видать, был опыт общения с людьми».

Каша успел рассмотреть серую в бородавках кожу на груди твари, всю в рубцах. Ножом били? Или с себе подобным дрался? Значения это не имело. Все равно у Каши с собой нет ни ножа, ни пистолета, ни даже рогатки. Автомат сдуру вчера на поленницу положил, а до нее теперь не дотянуться с его места, если только мутанта согнать в другой угол, а просто так с голыми руками на такую махину идти совсем нет никакого желания.

Остается только одно – бегство. Каша схватил подвернувшуюся под руку дровину, швырнул в зверя, а сам рванул в противоположную сторону. С радостью отметил, что отдых и крепкий сон заметно прибавили ему сил. Пока мутант скулил от боли из-за разбитой скулы, Каша успел выскочить в окно и оказался снаружи. Злобно рыча, тварь бросилась следом, но быстро сообразив, что, в отличие от своей худосочной добычи, не пролезет в маленький квадрат рамы, на ходу развернулась и, разбрасывая мощными лапами дрова, выскочила в дверь.