Я отвернулась прежде, чем он увидел слезы в моих глазах.
Объективно – я не совсем понимала, что со мной происходит. Все происходило так быстро, что времени осознать происходящее, просто не было. Я чувствовала тепло рук Акиро, и не могла понять, в какой момент из тощего высокомерного наследника клана Адзауро, он вдруг стал моим… Моим монстром. Не заданием, не работой, а просто… моим.
На какой срок, Кей? На несколько часов?!
Я подавила горькую усмешку – у меня по факту не было даже нескольких часов, следовало подниматься и начинать действовать. Следовало бы. Но…
– Поговори со мной, – вдруг попросил Адзауро.
Попросил. Не приказал, не произнес с иронией… просто попросил.
– Не хочу, – тихо ответила я.
– Почему? – вопрос как ножом по сердцу.
– Ты знаешь, – я переплела наши пальцы и удивилась тому, насколько его ладонь больше моей, – слова срывают маски. Поэтому иногда лучше молчать. Просто молчать, Акиро. Только молчать… Все будет хорошо.
– Ты думаешь? – он подтянул к себе ближе, сжал крепче.
– Я знаю, – уверенно ответила ему.
Он судорожно вздохнул и вдруг как-то яростно, словно рвал маску, которая давно приросла к его лицу, стала второй кожей, и теперь отрывалась с кусками мяса, произнес:
– Я люблю тебя.
Мое сердце пропустило удар.
– С первого взгляда, с первой улыбки, с первого движения. Я безумно люблю тебя, Кей. Ты для меня тоже ключ, но не на свободу, ты – мой ключ от рая. Моего персонального рая. А потому… когда я подарю подарок Юмичи, ты меня убьешь.
– Что? – потрясенно переспросила я.
Акиро промолчал.
– Знаешь, это как если ты летал себе в облаках, и вдруг рухнул вниз, и со всей дури долбанулся об землю! – разъяренно прошипела я.
Вырвалась из его дрогнувших рук, развернулась, села на колени перед ним, подалась вперед, обхватила его смуглое, сегодня без грамма тоника лицо, и, глядя в черные омуты глаз, мрачно уведомила:
– Убью.
Его губы дрогнули в улыбке.
– В метафорическом плане, – поспешила исправиться я.
Он усмехнулся. А я…
Дохлый дерсенг, да, когда же я успела влюбиться? Когда? В какой момент случилась эта точка не возврата, и вот я смотрю на психованного яторийского социопата, и понимаю, что… он мой психованный яторийский социопат. Просто мой. И я вглядываюсь в него, стремясь запомнить каждую черту его хищного прекрасно-злого лица, каждую деталь, каждое мгновение, в которое мы были так близки друг к другу.
Вот только вся наша близость, это хрустальный замок, который завтра я безжалостно взорву, и плевать, что сверкающие осколки сильнее всего ранят именно меня… И в каждом прикосновении к его лицу, в каждом касании, в той нежности, что затопила меня… во всем этом был привкус отчаяния. И мое отчаяние стонало и рвало мое сердце, но…
Но я Кей Морис.
Я справлюсь.
– Ты влюбился не в меня, Чи, – я легко поднялась, – ты влюбился в тело, которое вылепили по пользующемуся популярностью лекалу в явно преступных целях. Идем, нас ждут великие дела!
И оглядевшись, я, увидев находящийся невдалеке флайт, решительно направилась к нему.
И замерла, едва Адзауро холодно поинтересовался:
– Ты считаешь, что я тебя просто так отпущу?
Остановившись, я медленно обернулась. Эта перемена в его поведении и холод в голосе были пугающе неожиданны. Хотя кого я обманываю – он весь был пугающе неожиданным, или хищно-внезапным, или убийственно ледяным. Можно назвать как угодно – суть от этого не изменится. Я знала кто он, Акихиро Чи Адзауро, я знала, на что он способен, но я так же знала, что где-то за глыбой сковавшего его сердце льда, эта безупречно-прекрасная механическая кукла самый заботливый, самый преданный монстр на свете, готовый шагнуть за мной даже в ревущее пламя.
И мне было удивительно хорошо с ним. Так легко, комфортно, уютно, так здорово… И глядя в его темные омуты глаз, я чувствовала себя так, словно искала его тысячи лет, искала, нашла, но…Никакой радости. Усталость, опустошенность, оцепенение и ощущение, что пространство разбивается, реальность рванными клочьями падает к ногам, а безмолвие мешает даже дышать…
– Акихиро, – я говорю, а хочется кричать, – Акихиро, я была откровенна с тобой с самого начала. Я надеялась, ты поймешь подтекст моих слов. Но если ты не понял, мне жаль.
Я надеялась прекратить на этом наш разговор, но младшего господина такого желания не оказалось.
– И что же я должен был понять, Кей? – холодно спросил он.
Мне вдруг стало как-то зябко. Здесь, на вершине горы, где облака проплывали призраками, было зябко и холодно. Пока я лежала в объятиях Чи я этого не замечала, но сейчас… мне было холодно. Так холодно.
И все же – я подняла взгляд на Акиро, и максимально прямо сообщила то, что он давно уже должен был бы понять:
– Я – наемница, Адзауро. Ты знаешь об этом. Ты знал о том, кто я, с самого начала. И я никогда не смогу быть с тобой. Никогда не смогу ответить на твои чувства. А когда ты говоришь, что любишь меня – я чувствую себя вором, беззастенчиво ворующим кусок чужого счастья. Пройдет время, ты забудешь обо мне и однажды скажешь эти слова другой девушке. Той, которая будет настоящей, а не как… я. Той, что будет любить тебя всем сердцем, не чувствуя себя виноватой за это. Той, с кем ты будешь счастлив.
И я, лучезарно улыбнулась улыбкой, выражающей «Все будет круто», развернулась и уже собиралась продолжить топать к флайту, как вдруг Акиро произнес:
– Синдром вины выжившего.
Вздрогнув, я остановилась и не оборачиваясь переспросила:
– Что?
– Синдром вины выжившего, – повторил Чи странным, пугающе-менторским тоном. – Побочный эффект человеческих социальных механизмов. Переживая горе от утраты семьи, ты застряла на фазе самобичевания. Ты запуталась в нем. Ты запуталась в себе, как в паутине. Мотылек в паутине, Кей, вот кто ты.
Я обернулась.
Чи все так же сидел на траве, согнув одну ногу в колене и опираясь на него, а его глаза… в его глазах… в его глазах было что-то жуткое.
– Что ты задумала, Кей? – теперь его голос звучал обволакивающе, окутывающее, магнетически. – Что. Ты. Задумала?
Сменить психотерапевта. Давно пора было, все как-то руки не доходили, в смысле крейсер до Танарга не долетал, а гаэрские спецы по психоанализу уже опустили руки, сочтя мой случай неизлечимым. Не могу их винить, а вот себя очень даже. Акиро был прав. К моему искреннему и глубокому сожалению – он был прав. Правда на Гаэре это психологическое отклонение называли «Комплекс выжившего», но суть по факту была одна. Да, я винила себя. Да, было за что. Сначала моя семья, удар, который я никогда не смогу пережить, и вина, моя вина, о которой я никогда не смогу забыть. Потом девушки в лаборатории психа от косметологии. Они умирали, одна за другой, физически или морально, но умирали и умерли – а я выжила. Годы безуспешных попыток понять почему… Рационализировать, хоть как-то, найти логику… И годы ненависти к себе, потому что я жива, я живу, а их больше нет… их просто больше нет…