Пепел книжных страниц - читать онлайн книгу. Автор: Антон Леонтьев cтр.№ 15

Ну, разве что переместилась на два века назад — и к тому же из реального мира в мир романный.

Хотя тогда вопрос в том, не является ли каждый роман реальностью, а каждая реальность чьим-то романом?

Брякнувшись на кровать, Нина закрыла глаза, посчитав, что ей надо немного полежать, — и заснула.

Когда она проснулась, солнце уже снижалось. Посмотрев на часы и зевнув, Нина потянулась, подошла к окну и распахнула его.

Под ней, на улице, сновали люди, громыхали телеги, проносились пролетки. Над золотыми куполами церкви кружило воронье. В воздухе, подобно мареву, трепетали мошки.

Благодать, да и только.

И все же следовало подумать о возвращении. Потому что если она как-то попала сюда, то наверняка имелся способ вернуться обратно.

Умывшись из медного кувшина над щербатым тазом, носившим гордое название умывальника, Нина причесалась (расческу она обнаружила в ящике комода и задавалась вопросом, не принадлежала ли она покойной жилице — а если даже так, то что с того?), водрузила себе на голову шляпку и, прихватив массивный зонтик (который купила, вспомнив о даме с рыжим мальчиком в матросском костюмчике), вышла на лестницу.

Оказавшись на улице, Нина не знала, как себя вести. Точнее, как должна вести себя дама в Скотопригоньевске того времени.

И, так сказать, того романа.

Но делать ей ничего не пришлось, потому что перед ней остановилась пустая пролетка и лихой усатый молодчик в шапке набекрень басом произнес:

— Мадам, куда прикажете доставить?

Усевшись в такси позапрошлого века, Нина произнесла:

— Мне требуется…

В самом деле, куда ей требовалось? Если она скажет — в XXI век, то вряд ли молодчик сможет ее туда отвезти. Для путешествий во времени, как общеизвестно, понадобится спортивный автомобиль серебристого цвета с дверцами «крыло чайки», с установленным в нем энергетическим флюксуатором, работающим на купленном у террористов уране, который надо разогнать по прямой до скорости сто двадцать километров в час…

Ну, и док Эммет Браун с торчащими во все стороны, как и полагается сумасшедшему профессору, волосами.

«Крыло чайки» — это что, намек на чеховскую «Чайку» и доктора Дорна? И о чем она только думает…

Однако «Назад в будущее» молодчик вряд ли видел и с учетом продолжительности жизни в XIX веке вряд ли мог увидеть, а его пролетка не могла разогнаться до нужной скорости 88 миль, да и центральный элемент перемещения — меланхоличная пегая кобыла — работала не на контрафактном уране, а на овсе с сеном.

— Мне требуется книжная лавка. Знаете, где она, милейший?

Трогаясь с места, молодчик пробасил:

— Мадам, обижаете! Да я тут с закрытыми глазами вас по нашему Скотопригоньевску провезти могу! Только вас куда — к господину Сазонову на Малой? Или к господину фон Гротту, что супротив больницы?

— Мне в «Книжный ковчег»! — сказала Нина, и молодчик, кивнув, произнес:

— Ага, в этот новый, который прошлого года открылся… Как же, знаем, мадам! Ну, поехали!

Путешествие длилось недолго, однако доставило Нине огромное удовольствие. Было в этом что-то притягательное — восседать в пролетке, взирая на шедших вдоль домов людей, — отвечать на чинные кивки проезжавших мимо в других пролетках дам и господ, явно принимавших ее за свою.

Что же, астроном из «Маленького принца» был прав: стоит только переодеться в нужный наряд, и отношение к тебе тотчас изменится.

Возникла знакомая ей вывеска, Нина вдруг ощутила легкую тревогу.

— Прикажете подождать вас, мадам? — произнес молодчик, а Нина, не зная, вернется ли она вообще обратно, произнесла, протягивая ему серебряный рубль (хотя это было наверняка слишком много):

— Нет-нет, не надо. Знаете ли, я люблю долго выбирать книги…

Попробовав на зуб рубль, молодчик здраво заметил:

— А может, это они нас выбирают? Я вот, мадам, ни читать, ни писать не умею, однако мне от этого хуже не живется. Потому что моя бабка, царство ей небесное, говорила, что кто много знает, тот и несчастнее.

— В проницательности вашей бабушке не откажешь, — ответила Нина и позволила молодчику помочь себе спуститься с пролетки.

Она поднялась по ступенькам «Книжного ковчега», набрала в легкие воздуха и толкнула дверь.

И попала в точно такую же атмосферу, которая царила в другом «Книжном ковчеге» — в XXI веке, в особняке Георгия Георгиевича.

Книги, книги, везде книги. Правда, за прилавком не почтенный пузатый слепой библиограф с седой бородой, а все тот же известный ей невысокий молодчик с тоненькими усиками.

Он как раз вел беседу с солидным господином в котелке и оповестил Нину, что будет тотчас к ее услугам.

Девушка же, бродя меж стеллажей, рассматривала книги. Ага, вот и Пушкин. А вот и Диккенс. Причем на языке оригинала. Александр Дюма и греческие философы. Имелся, что поразительно, даже «Капитал» Маркса на немецком, а также два или три стеллажа с фривольными французскими бестселлерами, по которым сходили с ума обыватели во второй половине XIX века.

Проводив господина в котелке, приказчик, подойдя к Нине, увлеченной просмотром одной из книг, напугал вопросом:

— Смогу ли я помочь вам, милостивая государыня?

Нина, чуть не выронив из рук книгу в переплете из телячьей кожи (что-то поэтическое на итальянском), произнесла:

— А Лев Толстой у вас имеется?

Приказчик, на бледном лице которого мелькнуло слабое подобие улыбки, произнес:

— Какие именно сочинения графа Льва Николаевича желаете, мадам? «Севастопольские рассказы»? Или «Войну и мир»?

— «Смерть Ивана Ильича», — произнесла девушка, и приказчик наморщил лоб.

— Гм, вы уверены, мадам, что это произведение графа Толстого? Оно мне неизвестно…

Нина сжала рукой зонтик. Ну конечно, «Смерть Ивана Ильича» была опубликована Толстым уже после смерти Достоевского, в романе которого она и имела сомнительную честь пребывать. И, соответственно, в книжной лавке имелись только те книги, которые существовали на момент написания Федором Михайловичем своего произведения.

— Думаю, я ошиблась. А что-то романов господина Достоевского я у вас не вижу…

Приказчик снова нахмурился.

— Мадам, вы решительно ставите меня в тупик. Как вы сказали, Достоевский? Из царства Польского, стало быть? Но пишет на русском?

Фамилию он произнес с ударением на второе «о». Достоевского здесь не знали, хотя в подлинной книжной лавке тех лет целые полки должны быть забиты его романами.

Но не полки книжной лавки в романе самого Достоевского.