КГБ и власть. Пятое управление: политическая контрразведка - читать онлайн книгу. Автор: Филипп Бобков, Эдуард Макаревич cтр.№ 79

Нерешенная проблема турок-месхетинцев в конце концов вызвала мощную взрывную волну, которая подорвала общественное спокойствие. И в первую очередь это случилось в Ферганской области Узбекистана.

Конфликт в Ферганской долине назревал давно. Десятки тысяч месхетинцев, расселившиеся здесь, заняли землю, нехватка которой остро ощущалась в республике, а начавшийся рост населения — и месхетинского, и узбекского — обострил проблему до крайности. Ведь хлопок занял все посевные площади. Хлопковые плантации начинались чуть ли не у крылечек домов, они потеснили сады, бахчи и огороды. Стало невозможно вести какое-либо строительство. Дома в городах и селах Ферганской долины были построены так тесно, что их обитатели фактически жили под одной крышей. Казалось, можно было пройти из одного селения в другое по крышам домов.

В такой обстановке ничего не стоило внушить коренным жителям, якобы месхетинцы заняли все лучшие земли и без них у узбеков было бы просторнее.

К тому же надо сказать, что месхетинцы жили богаче местных узбеков, их отличали исключительно добросовестное отношение к труду и природная коммерческая хватка.

Расколу в известной мере способствовали и коррумпированные элементы из торговой среды, опиравшиеся на уголовный мир, который имел свои сферы влияния и свои кланы.

Долгое время во главе крупной криминальной структуры стоял турок-месхетинец, а после его смерти началась борьба за лидерство. На этой почве и произошла первая стычка между узбеками и месхетинцами. Три дня продолжалась ожесточенная драка, которую с трудом удалось прекратить.

Однако фитиль был подожжен. Начавшаяся открытая вражда носила ярко националистический характер и вызвала массовый отъезд месхетинцев, а это, в свою очередь, посеяло настороженность по отношению к узбекам у русского, немецкого и корейского населения.

Не последнюю роль в возникновении конфликта сыграло общество «Бирлик» — узбекский аналог народных фронтов республик Балтии. Оно выступало с призывами в поддержку перестройки, защиту прав человека, за демократические преобразования в Узбекистане, но под этими лозунгами скрывался национализм.

Через несколько дней после упомянутой драки, организованной обществом «Бирлик» в Маргелане, группа головорезов принялась громить месхетинские дома. Погромы перекинулись на Фергану, только в Намангане и Андижане их удалось предотвратить.

Местные власти долгое время не предпринимали никаких мер. Милиция во время погромов бездействовала. Армия и внутренние войска, после того как их действия в Тбилиси в апреле 1990 года подверглись резкой критике, старались сохранять нейтралитет. Это, безусловно, вызывало нарекания у части населения, но выхода не было. Один офицер говорил мне:

— Я мог бы принять меры, но представляете, что обо мне завтра написали бы газеты?

И такие опасения были не беспочвенны. В Коканде, например, силы МВД дали отпор насильникам, чем вызвали на себя огонь критики. Почти повсеместно зазвучало требование наказать милицию.

Таким образом, властные структуры были скованы, а их пассивная позиция порождала инертность и бездействие остальных.

Я был на месте трагедии в составе группы, прилетевшей из Москвы. Ее возглавлял глава правительства Н.И. Рыжков. Мы проехали по местам погромов, картина была ужасающая: сожженные дома, целые улицы пепелищ в Фергане, Маргелане и других городах, заживо сгоревшие люди. А потом мы решили, хотя нас очень от этого отговаривали, посетить полигон, где находился лагерь беженцев. Обменявшись мнениями, сошлись на том: если не посетить лагерь, незачем было лететь сюда из Москвы.

Утром направились на военный полигон, где в лагере, расположившемся под открытым небом и палящим солнцем, скопились тысячи людей, у них не было ни воды, ни пищи. Среди беженцев были и раненые, и роженицы, и старики, и крошечные младенцы. Люди выскочили из домов в чем были: кто в халате, кто в ночной сорочке. Они лишились разом всего: крова, одежды, обустроенной жизни, а главное, доверия к людям, к обществу, к власти. Несчастные беженцы требовали одного: вернуть их на родину, в Грузию.

Не могу не сказать о Н.И. Рыжкове, который в те дни показал себя человеком мужественным, собранным и очень внимательным к людям. Было видно, как переживает он все случившееся, как мучительно ищет выход из положения.

Месхетинцы встретили хорошо. Женщины взяли Рыжкова под руки и повели с собой. По обычаю этого народа, если женщина вводит гостя в дом, его никто не смеет обидеть. Остальные последовали за ними.

Мы долго совещались с оргкомитетом, который создали лидеры месхетинцев. Тяжело было слышать горькие упреки и справедливые требования вернуть их на родину: «До каких пор нас будут гонять по всей стране? Мы пережили уже второе выселение с обжитых земель!»

Окончательно решить проблему возвращения месхетинцев в Грузию никто не мог. Спасая от убийств и погромов, месхетинцев вывозили на территорию Российской Федерации. Помню, как уговаривал их уезжать в Россию Н.И. Рыжков и все остальные члены московской делегации. И многих мы тогда уговорили. Я уверен, что Рыжков надеялся со временем найти понимание у властей Грузии. Однако ферганская трагедия там никого не тронула, не взволновала даже грузинскую интеллигенцию, всегда чутко откликавшуюся на любую несправедливость. Вопрос, по существу, остался открытым.

Мне вспоминается Прибалтика в начале 70-х годов, когда стало ясно, что назревает конфликтная ситуация в Эстонии.

В республике никаких открытых массовых выступлений не было. Если и велись разговоры о том, что Советский Союз в 1940 году оккупировал Прибалтику, всячески подавляя ее культуру и быт, то они шли в основном среди определенно настроенной интеллигенции. А в остальном республика жила спокойной жизнью.

Однако все чаще и чаще стали проявляться тревожные признаки обострения эстонско-русских отношений. На Эстонию работал канал финского телевидения, немало способствовавший разжиганию антирусских настроений. Не стану говорить о том, кто больше виновен во всякого рода неурядицах, но напряжение ощущалось все заметнее. И руководство Эстонии поощряло эти настроения, новые коммунистические лидеры слишком легко стали играть судьбами народа.

Комитет госбезопасности СССР решил внимательно изучить обстановку, выяснить, что на самом деле происходит. К работе были привлечены ученые Академии наук СССР, специалисты социологии, в том числе эстонцы. Проведенный анализ вскрыл множество проблем, показал источники того, что происходило.

Таким источником было явно тенденциозное обособление групп населения по национальному признаку. Начиналось оно с детских садов, которые делились на эстонские и русские, школа строилась по такому же принципу. Даже отдельные предприятия и рабочие коллективы были либо русскоязычные, либо эстонские, в связи с этим возникали осложнения, в Тарту, Таллине, Пярну начались межнациональные конфликты, главным образом в молодежной среде.

Мне довелось встретиться тогда с первым секретарем ЦК компартии Эстонии Иваном Кэбиным. Сам он был из семьи обрусевших эстонцев, но хотел, чтобы все считали его коренным. Он принял выводы нашей группы, работавшей в республике, сдержанно.