— А для тебя?
Напрасно он это спросил. Ему не хотелось слышать, что мужа она любила.
И не хотелось слышать, что смерть собственного мужа прошла для нее безболезненно.
— Знаешь, — помолчав, призналась Ирена, — я всерьез подумывала о разводе. А когда он погиб…
Она помолчала и быстро попросила:
— Давай не будем об этом говорить. Все это было очень давно.
— Я буду тебе звонить. Можно?
— Нужно. — Он не видел Ирену, но знал, она опять улыбнулась.
Борис сунул телефон в карман и зашагал к подъезду. В супермаркете была собственная пекарня, и хлеб, когда он достал его из пакета, еще оставался теплым.
* * *
Звонок от племянницы Антонина пропустила. Нежилась в душе, потом под любимую музыку накладывала на лицо косметическую маску. Толку от масок не было никакого, но она продолжала тратить на них деньги и время.
За телефоном полезла в сумку, когда вспомнила, что давно его не заряжала.
Маша звонила час назад.
— Машенька! — тут же перезвонила ей Антонина. — Как дела?
— Нормально. Как ты?
— Тоже нормально. Вчера Оксана убрала папину квартиру. — Антонина на себя разозлилась. Квартира принадлежала не только брату, Маше тоже. — То есть твою квартиру.
Странно, Маша и Костя снимали жилье давно, еще до появления Лизы, но до появления Лизы Антонина считала квартиру брата не только Машиной, но и немного своей, а сейчас перестала.
— Спасибо. Сколько мы тебе должны?
— Нисколько.
— Тоня!
— Маша!
— Косте это не понравится.
— Переживет! Я могу себе позволить что-то сделать для единственной племянницы. Квартира в полном порядке, переезжайте скорее.
— Переедем. В каникулы обязательно. Тонечка, я хочу тебе кое-что сказать…
— Говори! — У Антонины отчего-то тревожно сжалось сердце.
— У нас будет малыш.
— Ой! — выдохнула Антонина. — Какое счастье! Папа знает?
— Нет еще. Ты первая.
— Скажи ему немедленно!
— Обязательно. Так что на днях будем переезжать. Нам теперь деньги понадобятся, не хочется отдавать их за чужую квартиру.
Антонина помолчала, переваривая информацию, и осторожно спросила:
— Костя поэтому меняет работу?
— Конечно. У них на кафедре левые договора то есть, то нет. А нам нужна стабильная нормальная зарплата. Я-то еще неизвестно когда начну работать.
— Насчет стабильности можно не угадать, — не сдержалась Антонина. — Бюджетное финансирование сокращается. Я знаю массу примеров, когда людей переводят на сокращенную рабочую неделю.
— Папа сказал, что финансирование в новой фирме будет.
В этом вопросе Борису стоило доверять, но Антонине все равно было тревожно.
Она подержала телефон в руках, хотела позвонить Михаилу, а позвонила Оксане.
— Я вчера забыла отдать тебе деньги за Лизу. Сможешь сегодня забежать?
— Не знаю… — замялась Оксана. — Что-то мне нехорошо.
— Что с тобой?
— Не знаю. Спать хочется.
— Сидела вчера на ветру, вот и простудилась! Температура есть?
— Не знаю.
— У тебя нет термометра? — догадалась Антонина. — Я сейчас приеду!
Оксана запротестовала, но отделаться от Антонины мало кому удавалось.
Ехать пришлось далеко, за МКАД. «Я непозволительно много трачу на такси», — упрекнула себя Антонина, расплачиваясь с водителем. Она часто себя упрекала и при этом знала, что и дальше будет поступать неправильно. Когда минуло шестьдесят, меняться трудно.
Впрочем, меняться трудно и в молодости.
Такой крохотной квартирки, какую снимала Оксана, Антонина еще никогда не видела. Прихожей фактически не было, комната не больше двенадцати метров, а на кухне даже одному человеку было тесно.
Интересно, какой идиот проектировал такое жилье?
— Ну зачем вы время тратите, Антонина Александровна? — Оксана куталась в пуховый платок.
Антонина повесила пуховик на вешалку. Пуховик при этом занял собой половину прихожей. Прислонилась виском к Оксаниному лбу и констатировала:
— У тебя жар.
Жар оказался неслабым, под сорок. Антонина вызвала платного врача, потому что регистрации у Оксаны не было, и российского гражданства не было, и с вызовом районной неотложки могли возникнуть проблемы.
Врач, строгая тетка примерно Антонининого возраста, приехала через полтора часа, диагностировала грипп, выписала кучу рецептов и велела соблюдать строгий постельный режим.
Антонина проводила женщину и отправилась в аптеку.
* * *
Утро выдалось солнечным, искрился чистый снег на газонах. Кузя нырял в сугробы, отряхивался, вилял хвостом. Хотелось радоваться зимнему утру, а не получалось.
— Все! — отрезал вчера Семен, когда Наташа утащила его от дома брата Володи. То есть не совсем брата. — Больше ко мне не приставай!
Наташа не приставала. Не из-за ворчания, а потому что не представляла, что и как нужно начать немедленно выяснять.
Телефонный звонок она не расслышала, повернулась к Семену, только когда он достал сотовый и, посмотрев на экран, хмыкнул:
— Объявилась! — а потом рявкнул в трубку: — Да! — Помолчал немного и равнодушно бросил: — Ну приезжай!
— Кто это? — спросила Наташа.
— Лариса. — Он сунул телефон в карман, посвистел, надел ошейник на примчавшегося Кузю. — Я думал, она раньше объявится.
— Почему она должна объявляться? — не поняла Наташа.
— Потому что я приказал ее уволить. Разве ты не помнишь?
Семен смотрел на нее и улыбался. «Когда-нибудь этот кошмар закончится, — как мантру, в который раз повторила себе Наташа. — И я скажу ему, что очень его люблю».
Лариса приехала быстро, они едва успели раздеться, вернувшись домой. Наташа не вышла встречать гостью, осталась на кухне. Кузя выглянул в прихожую и вернулся к Наташе. Наверное, он тоже считал, что хозяину лучше разговаривать с гостьей наедине.
— Ты не один, Сенечка?
«Лариса увидела мой пуховик», — поняла Наташа. Пришлось выглянуть, поздороваться. Лариса равнодушно ей кивнула и вслед за Семеном прошла в комнату. И дверь за собой закрыла.
Наташа напрягла слух. В шикарном Елизаветином доме ей ничего не удалось бы расслышать, а жилье простых людей имеет свои преимущества.
— Сеня, зачем ты это сделал? — голос прозвучал не жалобно, скорее грустно.