Он не стал впускать в гостиную Ингу с Лидой, кивнул на заднюю лестницу: давайте туда. Подобрать подходящую одежду в гардеробе Анастасии Львовны — все равно пропадать вещам. Пять минут на сборы, затем собраться в заднем дворе. И не бродить тут с потрясенными лицами — сейчас не время!
Буторин рыскал по кухне, бросал в авоську снедь — хлеб, помидоры, баранки. Коган охранял сидящего в углу Вайсмана. Оба с неприязнью разглядывали друг друга. Вайсман пытался усмехнуться, бормотал немецкие ругательства, которые на фоне русских были просто детским лепетом. Он в принципе был спокоен, видно, не утратил еще надежды вернуться к своим.
— Даже не рассчитывайте на удачный исход, герр полковник, — пообещал Максим. — Ваша война закончена. Да, немного шансов, что мы прорвемся. Но вам не стоит на это рассчитывать — ваша пуля дожидается у меня в обойме.
Немец вспыхнул, стал покрываться пунцовыми пятнами. Спустилась Инга Александровна — в широкой суконной юбке, серой кофте до колен. Заулыбался Коган, стал занимать ее разговорами. Лида задерживалась. Максим поднялся наверх. Она сидела на ступенях, уже одетая «по сезону» — мужские брюки, резиновые сапожки, куртка с длинными рукавами — идеальная для прорыва через болотистую местность. Она закрыла лицо руками, не шевелилась. Он сел рядом, обнял ее, она прильнула к нему, заплакала, потом подняла выразительные глаза:
— Максим Андреевич, это все по-настоящему происходит? Не сон, не маневры?
Он не стал ничего отвечать, погладил сколотые гребнем волосы, поцеловал ее в щеку.
— Это… вы так отвечаете? — Она задрожала.
— Да, Лида. Больше мне нечего сказать…
— Вы обещаете, что будете присматривать за Ингой… сколько бы нам ни осталось? Она такая слабая, не понимает, что происходит… Когда ей сообщили, что умер Николай, я думала, у нее случится инфаркт …
— Мы не бросим вас обеих, Лида… — Он сжал ее в объятиях, застыл на минуту, чтобы навсегда запомнить это сладкое чувство, потом вздохнул и отстранился. — Пошли, время не ждет…
Шансов на удачу было мало. Повсюду немцы. Местность на востоке сложная: глухие леса, овраги, чем черт не шутит.
Он отправил Буторина на разведку, тот вернулся через четверть часа. На дороге немцев нет, все ушли за шлагбаум в город. Надо спешить, возможно, скоро подтянутся основные силы, и тогда дорогу заблокируют.
Вайсману заткнули рот, чтобы не разводил тут вражескую пропаганду. Загружались с каменными лицами. Хоть пари заключай: сразу все закончится или протянут они еще какое-то время. Ну уж нет, Максим был настроен решительно: пробиться, всех сберечь, выполнить это долбаное задание!
Машина летела по дороге, увертываясь от препятствий. Несколько трупов немецких солдат приятно радовали глаз. За ними — ничего светлого и радостного. Застрял в канаве искалеченный бронеавтомобиль «БА-20» — боевой вариант «эмки», неплохо проявивший себя еще на Халхин-Голе. Но против немецкой военной машины шансов у него не было. Лежали трупы членов экипажа в черной форме. Из раскрытой двери свешивался рыжий паренек с распахнутыми глазами. Под рукой валялся «ППШ».
В окрестных канавах — другие трупы, испещренные свинцовыми отметинами — подразделение красноармейцев уничтожили полностью. Захрипели женщины — их тошнило. Тем не менее Шелестов сделал остановку, скомандовал: двое наружу, забрать автоматы и запасные диски. Лишним не будет! Теперь у каждого имелся свой «ППШ» и небольшой запас патронов.
Машина неслась, огибая препятствия. Знакомый шлагбаум с поваленной будкой, маневр направо, проселочная дорога тянулась вдоль автомобильного шоссе. Беглецы напряглись — несколько минут страха, и черный осинник скрыл одинокую машину от посторонних глаз. Трясло нещадно — такое ощущение, что шли на взлет.
— Герр полковник, вашу мать, вы зачем воздух испортили? — вскричал Сосновский и пнул пленника. — Вы только понюхайте, товарищи, что он натворил!
Пленник возмущенно дергался, мычал.
Скинуть напряжение было не лишним. Офицеры заржали, робко заулыбались женщины.
Немцев в лесу не было — незачем им прятаться по лесам! Они охвачены наступательным порывом, рвутся на восток, танковые клинья, словно нож масло, прорезают слабые позиции Красной армии! Состояние дороги не выдерживало критики — гнулись бамперы, трещали крылья. Дорога поворачивала на северо-восток — кто бы возражал!
На востоке грохотало сражение — там ревели самолеты, доносилась канонада. Дорога вырвалась из леса, пошла краем поля, вдоль неровного земляного вала. Вдали поблескивал петляющий Мазовец. Справа остался разоренный военный городок — в руинах лежали казармы, сторожевые вышки, заборы с пятиконечными звездами. Трупов не видно, видимо, солдаты успели уйти, прежде чем налетели немецкие бомбардировщики…
На вершине холма Максим притормозил. Панорама открывалась безрадостная. Все видимое пространство скрывалось в дыму. Слева горел город. Крепость на западной окраине накрыло черное облако. Справа, на востоке, вставало зарево пожара. Немцы действовали нахрапом — пробивались глубоко в оборону, заходили с тыла и методично уничтожали деморализованные части.
Дорога сбегала к полю, за которым простирался лес. От опушки до аэродрома — километров пять, было видно, как там плутает светлая полоса дороги.
— Да уж, это не книжка с раскрасками… — печально возвестил Коган.
— И не контурная карта, — пробормотал Максим, — на которой мы можем все поменять.
— Противно, мужики, — чертыхнулся Буторин. — Наши гибнут, держатся за каждый клочок земли, а мы бежим, как крысы. Нет, я все понимаю, важное задание, будь оно неладно…
— Даже слишком важное… — Максим перегнулся, пристально посмотрел на сопящего полковника абвера.
«ГАЗ» петлял по холмистой местности, вклинился в поле, заросшее клевером. Опушка приближалась на глазах. Дорога вливалась в ленту вдоль опушки. Максим уже выворачивал баранку вправо…
Что-то приключилось с их машиной! Она еще ехала, но скорость падала. Он выжимал до упора педаль акселератора, но двигатель не реагировал. Машина встала, упершись в кочку, пассажиры потрясенно замолчали.
— Командир, у тебя же бензин кончился! — вскричал Буторин. — Посмотри на стрелку, она же на ноль упала!
Такого не могло быть. Малютин обещал, что одной канистры хватит на триста пятьдесят километров! И все же индикатор топлива наглядно свидетельствовал, что бензина нет.
Шелестов спрыгнул на землю охваченный страшной догадкой. Обежал кузов, лег на землю, заполз под днище. Топливный бак действительно протекал! Видно, ударил на колдобине в лесу.
— Трещина в баке! Живо вторую канистру! — закричал он, выбираясь из-под машины.
— Так трещина же… — сглотнул Буторин.
— Плевать! — взорвался Максим. — Пока все вытечет, успеем проехать пару верст! Живо, мужики, живо…
Сосновский уже вытаскивал из багажника тяжелую канистру. Буторин вывинчивал крышку бензобака.