Дьявол кроется в мелочах - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Мартова cтр.№ 55

Уже в постели она поделилась своими мыслями с Феодосием.

— Нина никогда не хотела иметь ребенка, — объяснил тот. — Она родила Наташку только потому, что я настаивал, умолял, унижался, обещал о ней заботиться и всячески помогать. Тогда еще в планах Нины не было развода, она собиралась сохранять свой семейный статус и выжать из него максимум материальной выгоды. Так что можно сказать, что Наташку я купил, как если бы Нина была не родной, а суррогатной матерью. Она не много времени проводила с дочерью. Материнство ее тяготило, и Наташка была для нее скорее средством достижения целей. С ее помощью она могла из меня веревки вить. А что при этом думает или чувствует родной ребенок, ее никогда не волновало.

— А если она захочет вернуться? Или вернуть Наташу?

Феодосий нехорошо усмехнулся.

— У нее ничего не выйдет, — жестко сказал он. — На меня работают хорошие юристы, поэтому у Нины больше нет никаких прав на дочь. По крайней мере, до тех пор, пока я жив. И хватит об этом. У нас есть более приятные темы для разговора. — И он притянул Соню к себе и обнял так крепко, что она тут же забыла обо всем на свете, кроме его губ, рук и других, не менее важных частей крепкого, ладно скроенного мужского тела.

Так и текли дни. С утра Соня просыпалась в большой светлой спальне от поцелуя мужчины, успевшего стать самым главным в жизни. Спускалась в кухню, где у хлопочущей у плиты Ольги Савельевны уже был готов завтрак. Целовала взлохмаченную со сна Наташу.

По дороге на работу она завозила полностью поправившуюся девочку в школу, затем спешила на свои университетские пары, потом шла на курсы или ехала в офис Феодосия, где у нее были назначены занятия с его сотрудниками. При этом она обязательно забегала к Феодосию в кабинет, чтобы увидеть его улыбку, почувствовать губы на своей щеке или виске, нежное тепло ладоней на талии. Хмурость встречающей ее секретарши она замечала, но не придавала ей значения. Ну, не полтинник же она, чтобы всем нравиться.

В пятницу во второй половине дня занятий у Сони не было. Домой (надо же, как быстро она привыкла считать жилище Феодосия Лаврецкого своим домом) она особенно не торопилась, потому что сам Лаврецкий сегодняшний день проводил в командировке. Вместе с Денисом он с утра уехал в Москву — закупать оборудование для очередного нового ресторана, который он планировал открывать, и вернуться должен был не раньше полуночи.

Немного подумав, Соня решила заехать в свою квартиру, чтобы отобрать еще немного одежды.

В подъезде было тихо и почему-то сумрачно. Ну, надо же, а она уже и забыла о том, какие у них, оказывается, маленькие лестничные клетки. Да и внутри квартиры, в которой Соня провела больше тридцати лет, она то и дело натыкалась на углы, словно за четыре дня та в одночасье съежилась в размерах.

«Элементы красивой жизни, — мрачно пробормотала Соня фразу из какой-то то ли книги, то ли фильма. — Больно быстро ты, матушка, к роскоши привыкла. Гляди, как бы не пришлось потом отвыкать».

Ей действительно казалось, что вся ее прошлая жизнь с неудачным замужеством, годами одиночества, привычкой всегда и во всем полагаться только на себя осталась где-то далеко позади.

Феодосий настаивал, чтобы она бросила хотя бы одну, а лучше все свои дополнительные работы. Его расстраивало, что она «надрывается», как он это называл, но Соня отказывалась наотрез.

— Пойми, я не могу уйти из университета, — горячо объясняла она. — Это моя жизнь. Мне нравится преподавать, нравится работать со студентами. Я всегда мечтала быть преподавателем и шла к этой мечте, диссертацию писала. Не гожусь я в домохозяйки, понимаешь?

— Понимаю, — соглашался он. — Тогда курсы свои бросай. Тяжело же.

— Как я могу их бросить, если до конца потока осталось чуть меньше двух месяцев? Так никто не поступает. Мне нужно довести ребят до конца, а уже на следующий год принимать решение, брать новый поток или нет.

— Ответ — нет, — сообщил ей Феодосий.

— А в твоей фирме… ты же сам хотел, чтобы твои работники могли заниматься с хорошим преподавателем. Мы только начали. Группа такая хорошая. Им нравится, они учить язык хотят. Как мы им объясним, что учительница после первой же недели отказалась? Да еще потому, что она теперь живет с их директором и ей не нужны деньги. Феодосий, не унижай меня, я — не содержанка.

— Ты — не содержанка, а моя любимая женщина, — сказал он и поцеловал Соню в нос. — Ну, хотя бы от репетиторства по выходным откажись.

— Да у меня всего два ученика осталось. И то только до конца мая. С первого июня не будет у меня ни курсов, ни учеников. А пока надо выполнить все взятые на себя обязательства. Понимаешь?

Конечно, Лаврецкий ее понимал. Он и сам был таким — человеком, сшитым из чувства долга, как из одной большой, практически бескрайней простыни.

— Ладно. До первого июня потерплю, — нехотя согласился он. — Но имей в виду, что потом, когда я разберусь со всем, что происходит, я на тебе женюсь, и сначала мы уедем в свадебное путешествие, а потом ты родишь мне сына и будешь сидеть дома. По крайней мере, до тех пор, пока он не пойдет в детский сад.

От открывающихся перспектив, а точнее, от звучавшей в его голосе обыденности, с которой он говорил об этих самых перспективах, у Сони захватило дух, да так сильно, что она не обратила внимание на его намерение с чем-то там разобраться. А если бы и обратила, то особо не удивилась.

Расследование убийства Ровенского шло ни шатко ни валко. По крайней мере, так говорила Настя, регулярно расспрашивающая о следствии как у своей матери, так и у ее приятеля, полковника Бунина.

Тело профессора обещали отдать семье в ближайшие дни, и весь университет готовился к похоронам, помогая безутешной вдове Ровенского. Соня мельком видела ее на кафедре, маленькую, враз совсем постаревшую, как-то усохшую и совершенно седую. Она не смогла заставить себя к ней подойти. Несмотря на то что Ровенский был не виноват в смерти Галактионовых, Соня все равно чувствовала какую-то гадливость по отношению к своему научному руководителю и стыдилась этого чувства.

Она быстро собрала необходимые вещи, прошла по отчего-то казавшейся чужой квартире, заглянула на кухню, блестевшую новым оконным стеклом и ярким глянцем тоже нового, только на днях постеленного линолеума. Лаврецкий обещал его заменить и, конечно же, не забыл. Он никогда не забывал своих обещаний.

Соня кинула таблетку в кофемашину, нажала на кнопку. Машина зажужжала, знакомо, успокаивающе, о дно чашечки с надписью «Прага» ударила струя черного эспрессо, по кухне поплыл любимый аромат.

Соня взяла чашку, сделала глоток и вздрогнула от внезапного звонка в дверь. Это еще кто?

Она совершенно точно никого не ждала и вдруг испугалась. А что, если это пришел тот человек, который бросил ей в окно бутылку с горючей смесью? Или убийца Ровенского, который думает, что именно у нее в квартире спрятана книга Блейка?

Она отставила чашку, на цыпочках подкралась к двери и выглянула в глазок. Фу-у-у-у.