Трущобы Севен-Дайлз - читать онлайн книгу. Автор: Энн Перри cтр.№ 59

– Разумеется, – согласился Наррэуэй. Если его и мучило любопытство, чего ей от него надо, то он не показывал вида, продолжая проявлять вежливую заинтересованность, какую джентльмен должен демонстрировать, беседуя с пожилой женщиной высокого положения, но не обладающей большим политическим весом.

Веспасию это раздражало.

– Виктор, я не столь наивна, как вы полагаете, – произнесла она тихо, но с такой четкой дикцией, что каждое слово резало словно нож. – Я в курсе, что вы отправили Томаса в Александрию. Зачем, скажите на милость? Первый ответ, который приходит на ум, – вы нарочно удалили его из Лондона.

Веспасия с удовлетворением отметила, что Наррэуэй слегка напрягся. И хотя было невозможно сказать, которая из мышц произвела этот эффект, но его поза определенно сделалась менее естественной.

– Ловат и эта Захари были знакомы в Александрии, – ответил он. Его слова прозвучали вполне невинно, зато взгляд буравил ее насквозь, как будто он пытался понять, что она хочет от него услышать. – Было бы странно не навести справки.

– Чтобы выяснить что? – Веспасия слегка подняла бровь. – Что у них был роман? Но все и без того так считают. Райерсон ее любит и, смею предположить, не горит желанием, чтобы ее бывшие поклонники напоминали о себе. Однако он не настолько наивен, чтобы думать, будто их вообще не было.

Мимо них, опираясь на руку лысеющего джентльмена, прошествовала невысокая худая дама в платье персикового цвета. Веспасия тотчас умолкла. Наррэуэй самодовольно улыбнулся. Он был само спокойствие. Как жаль, что я не знаю его ближе, подумала Веспасия и даже невольно поймала себя на том, что будь она моложе, она бы наверняка нашла его привлекательным. Его недоступность как будто бросала ей вызов. За этим внешним спокойствием таилась страсть. Вот только какая? Этого она не знала. Было ли это моральное или духовное мужество? Ответ на этот вопрос был важен, потому что Питт был всецело в его власти.

– Если вы считаете, что есть вероятность того, что Ловат намеревался шантажировать ее неким скандалом, – продолжила она, когда они снова остались одни, – то вам было достаточно написать письмо британским властям в Александрии и спросить у них. Там наверняка сумели бы это для вас выяснить и сообщили бы то, что узнали. Дипломаты говорят на местном языке, знают город и его жителей и наверняка имеют контакты с теми, кто располагает нужной вам информацией.

Наррэуэй открыл было рот, чтобы ей возразить, но, пристально посмотрев ей в глаза, передумал.

– Возможно, – согласился он. – Но они лишь ответили бы на мои вопросы, в то время как Питт может выяснить некоторые вещи, о которых я даже не догадался бы спросить.

– Понятно. – Как ни странно, Веспасия поверила ему.

Впрочем, он явно многое недоговаривал. С другой стороны, сумей она вытащить из него то, что он пытался от нее утаить, это значило бы, что он плохо подходит для своей работы, что, в свою очередь, лишь не на шутку напугало бы ее, разбудив в ней глубокий, подспудный страх.

Наррэуэй улыбнулся ей неторопливой улыбкой, что удивительно, полной обаяния. Веспасия невольно задалась мысленным вопросом, любил ли он кого-нибудь достаточно сильно, чтобы этот непробиваемый защитный панцирь, который он носил на себе, дал трещину, и если да, то что это была за женщина?

– И, конечно же, вы сами изучаете Райерсона, а также лондонских знакомых Ловата, или же поручили кому-то это сделать, – сказала она. – Вот только кто сделал бы это лучше, чем Томас, который сейчас в Александрии. – Она не стала произносить эти слова как вопрос, так как знала, что Наррэуэй ей все равно не ответит.

Улыбка Наррэуэя даже не дрогнула, зато его напряжение бросалось в глаза – он застыл как каменный.

– Это деликатное дело, – едва слышно ответил он. – И, исходя из того, что нам известно, я целиком и полностью согласен с вами: происшедшее – полная бессмыслица. Ловат был никто. Аеша Захари вполне могла стать жертвой шантажа, однако лично я сильно сомневаюсь, что такой человек, как Ловат, мог сказать Райерсону нечто такое, что коренным образом изменило бы его чувства к ней.

Куда проще было избавиться от Ловата, подав на него в суд, или еще проще – уволить его с дипломатической службы, чтобы потом его не взяли ни в одно приличное место. А возможно, исключили бы даже из клубов. Тем более что он уже успел нажить себе немало врагов.

Что касается Аеши Захари, то ее патриотизм вполне понятен, однако думать, что она была способна повлиять на британскую политику в Египте, было бы верхом наивности, с которой она, однако, будучи женщиной умной, вскоре бы рассталась по приезде в Лондон.

– Именно, – согласилась Веспасия, заметив промелькнувшую в его глазах тень.

– Следовательно, – продолжил Наррэуэй, с серьезным лицом и едва ли не шепотом, скорее похожим на вздох, – я вынужден искать более глубокие мотивы, способные подвигнуть на убийство и готовность закончить жизнь на виселице, мотивы, которые пока еще не приходили мне в голову.

Веспасия ничего не ответила. Она гнала от себя эту мысль, но теперь та вновь возникла на горизонте ее ума, темная и неизбежная, – такая же, что угнетала и Виктора Наррэуэя.

У Питта постепенно складывалась четкая картина того, кто такая Аеша Захари и какие люди и какие политические вопросы двигали ею. Однако, стоя у окна своего гостиничного номера и глядя на темную, душную ночь, наполненную густыми ароматами пряностей и моря, он, к собственному изумлению, внезапно поймал себя на том, что ни разу не видел ее портрета.

Скорее всего, она темноволосая, решил он, и красивая. Иначе и быть не могло, ведь красота наверняка была ее главным козырем. Однако, глядя на море, на то, как ветер нежно колышет побеги плюща, на бескрайний купол неба с его россыпью звезд, он подумал о ней совершенно иначе. На первое место вышли ее ум и сила воли – качества настоящего борца за свои идеалы, которым он симпатизировал. Будь Англия, а не Египет оккупирована и практически угнетена другой нацией, не только в том, что касалось языка, но также культуры и веры – причем относительно новой нацией, – которая была цивилизованной, которая строила, писала, мечтала, когда его собственный народ пребывал в дикости, как бы он себя чувствовал?

Ветер донес чей-то смех, мужской голос, затем женский, а также звуки музыкального инструмента со странными полутонами. Он снял сюртук. В это время суток воздух был таким жарким, что хлопчатобумажной рубашки было более чем достаточно. Сюртук он надел к ужину, из соображений приличия.

Он огляделся по сторонам, стараясь запомнить как можно больше, чтобы потом рассказать Шарлотте – о звуках, каких никогда не услышишь в Англии, о приятном, хотя и слегка липком, прикосновении теплого воздуха к коже, о запахе, тяжелом и сладком одновременно, порой до тошноты, и, разумеется, о мухах. Местный ветер не освежал. Томный и полный ласки, он таил в своих дуновениях опасность, как улыбающиеся лица прячут истинные чувства.

Питт подумал о людях, что волна за волной приходили сюда в течение столетий – приходили как солдаты, религиозные завоеватели, купцы, поселенцы, и всех их этот город проглатывал и переваривал. Они оставались здесь и тоже постепенно меняли его характер.