Девятая могила - читать онлайн книгу. Автор: Стефан Анхем cтр.№ 122

Осознание этого пришло к нему вот уже почти три года тому назад, когда они первый раз ворвались в его камеру, но не стали его бить и ничего не перевернули вверх дном. Это было глубокой ночью. Его положили на носилки в коридоре и под строгим наблюдением пронесли через все ворота и двери, а потом через все посты вынесли наружу.

Впервые со дня ареста он оказался на улице и до сих пор помнит, как наполнил легкие резким ночным воздухом и посмотрел прямо в звездное небо, пытаясь растянуть секунды перед тем, как его внесли в ждущую скорую и повезли в одну из медицинских клиник Шэньяна.

Там его, наверное, усыпили, и он проснулся только когда вернулся в свою камеру с окровавленной повязкой вокруг туловища. Под повязкой с левой стороны находился небрежно зашитый шов длиной в несколько десятков сантиметров, который свидетельствовал о том, что у него изъяли одну почку. Просто так, даже не спрашивая разрешения. Словно она никогда и не принадлежала ему, а принадлежала китайскому государству, которое в любой момент может вернуться и изъять у него другие органы.

С тех пор больше ничего не происходило, кроме того, что через неделю ему приказали выйти в цех и вернуться к рабскому труду.

До этого момента.

Четыре дня назад его повезли в смотровой кабинет, который он никогда не видел раньше. Там врач попросил его снять темно-синюю казенную куртку и внимательно прослушал его стетоскопом. Сначала долго слушал левую часть спины, а потом грудь. Это могло означать только одно: в этот раз им нужно его сердце.

Разумеется, есть риск, что они уже взяли у кого-то другого. Что его сердце неровно бьется или есть какой-то другой дефект, который делает его непригодным. Но он все время был наготове. Если они придут за ним, это будет его самый последний шанс.

Ни у кого другого из всех десятков тысяч узников лагеря не было шанса использовать ситуацию в свою пользу. Они были не только сломлены и зомбированы до такой степени, что некоторые даже не помнили своего имени; все дело было в том, что по своей сути они были хорошими людьми. В этом-то и заключалось его преимущество. Сам он никогда не был хорошим человеком.

Никто в это не верил, когда видел его. Наоборот, большинство считало его приятным, обаятельным и внимательным. Но они жестоко ошибались. Сколько он себя помнил, он наслаждался зрелищем чужих страданий. В детстве он использовал животных, а потом и людей. И, может быть, поэтому он, в отличие большинства, все еще сохранил ясность мышления.

Его родителям понадобилось несколько лет, пока до них наконец дошло, что это не несчастный случай или не вина других детей, а что их хорошенький приемный сынок действительно мерзавец. Его отец сразу же от него отступился. Мать же, напротив, перепробовала все – от различных психологов до занятий боксом. Но когда ничего не помогло, надежда наконец погасла и в ее глазах. Когда он через несколько лет, вдохновленный Райнхартом, после средней школы доверил выбор своего жизненного пути жребию и сказал, что собирается покинуть их, они с трудом скрыли свою радость.

…Что-то заскрежетало. Он сел и явственно услышал, как ворота безопасности в дальнем конце коридора отперли и открыли. Это было среди ночи и не могло быть ничем иным. И, как и в прошлый раз, он услышал, как они со скрежетом катят носилки на колесах.

Он взял кости, встряхнул их в сложенных ладонях, которые открыл с напряженным ожиданием, все время слыша скрежет приближающихся носилок. Вышло именно так, как он надеялся. Два ряда с тремя точками в каждом. Точки, цвет которых давно стерся, и остались одни углубления. Но это было не что иное как «шестерка». «Шестерка», которую ему не терпелось воплотить в жизнь.

Они уже почти подошли к его двери. Через несколько секунд ключи вставят в замок и повернут, и его выведут из камеры и привяжут к носилкам. Он быстро засунул кости в рот, проглотил их и засунул руку под подушку и дальше в дырку в матрасе, где свыше двух лет прятал ножницы из фабричного цеха.

Дверь распахнулась, и он сделал как можно более изумленный вид. К нему ворвались охранники, вытащили его из камеры и покатили на носилках по тем же обшарпанным коридорам и через те же ворота безопасности. Затем они ехали в тех же лифтах, что и три года назад. Но звезды в эту ночь не светили. Лил дождь, и капли были такими крупными, что он смог утолить жажду, просто открыв рот, за те несколько секунд, пока его вносили в скорую.

Его тюремная одежда полностью промокла и прилипла к телу, на что он не рассчитывал. Если кто-то из охранников посмотрит на его правое предплечье, то сразу же увидит очертания ножниц под рукавом рубашки. Но ни один из напряженно блуждающих взглядов ничего не обнаружил за всю дорогу до клиники, где его передали персоналу больницы и повезли дальше по коридорам, освещенным лампами дневного света.

Они торопились – судя по всему, была спешка, и, как и в прошлый раз, все было готово, когда его привезли в операционную. Бригада ждала в зеленой операционной одежде, марлевых повязках и латексных перчатках, готовая распилить его грудную клетку, вынуть его сердце и с наибольшей вероятностью также остальные органы, а потом кинуть его в контейнер в ожидании кремации.

Анестезиолог поднял его левую руку и стал массировать тыльную сторону ладони большими пальцами, чтобы улучшить приток крови, после чего привычным движением ввел иглу в самую крупную вену. Одновременно одна из сестер разрезала его мокрую рубашку и начала дезинфицировать участок вокруг сердца пахнущей спиртом губкой, которую держала длинными щипцами.

Он не успел заметить, как шприц в его руке подключили к тонкому прозрачному шлангу, который заканчивался венозным катетером. Катетер наверняка был наполнен жидкостью, от которой он навсегда исчезнет, как только вся она пройдет через шланг.

Он надеялся на случай, когда их внимание будет направлено не на него, а на что-то другое. Но все в операционной, кроме мужчины, который стоял к нему спиной, вытянув вперед руки, пока ему на талии завязывали клеенчатый фартук, не сводили с него глаз. К тому же жидкость из венозного катетера успела пройти треть шланга.

Настал момент действовать. Как он делал во время часовых тренировок каждую ночь последние годы, он откинул правую руку на край операционного стола и подхватил ножницы, не дав им упасть на пол. Это наверняка заметил анестезиолог, поскольку сразу же что-то закричал.

Он попытался вырвать левую руку из-под шланга и сесть, но анестезиолог уже набросился на него, вернул его руку на место и надавил ему на грудь. Но его правая рука по-прежнему была свободна. Если сейчас он промахнется, все пропало.

Он ударил туда, куда и должен был. Не видя происходящего, почувствовал, как острие ножниц вонзилось в шею по обе стороны гортани анестезиолога, который продолжал кричать, будто не до конца понимая, что произошло.

И только когда он сжал большой и средний пальцы и лезвия ножниц сомкнулись, крики прекратились, и им на смену пришло хлюпанье. В ту же секунду руки анестезиолога отпустили его и дотронулись до пропоротой ножницами дыры в наивной попытке остановить вытекающую толчками кровь.