– Ну, вы меня не обижайте, – добродушно сказал Нестор, усаживаясь напротив пленного. – И насчет власти… Я на себя не много беру… без хлопцев ничего не решаю!
И опять – одобрение бойцов.
– Ну вот собрался ваш народный суд. Судите селян. – Прокурор постепенно смелел, вероятно, примирившись с мыслью о том, что эти вроде бы добродушные хлопцы в конце концов убьют его. – Один сильно провинился, другой так, по мелочи. Как будете наказывать?
– Народ проголосует, – объяснил Махно. – Тому, кто сильно виноватый, само собой – смерть. Сразу же. А который по мелочи… ну, обругают, опозорят. Может, батогов по заду на площади дадут – и отпустят. Потому як сажать некуда, тюрем нет.
– Вот и выходит, что у вас «или – или», – сказал Кирилл Игнатьевич. – Любой наговор или ошибка могут стоить жизни. Ни следствия, ни защиты.
– Почему же! Народ защитит, если человек стоит того…
– Не всегда… Все может быть, если отсутствует закон, – упрямо повторил обреченный прокурор. – Отмена выработанных историей человечества законов, она скажется и на вас! Желание судить от имени народа может кого угодно соблазнить… И все это в конечном счете против вас и обернется… Разве у вас нет противников?.. Постойте, постойте! – остановил он возражения Махно. – Вот вы политических противников не признаете. Ну, кадетов там, меньшевиков, эсеров… и целые классы и сословия – офицеров, священство, купцов, помещиков не признаете и просто уничтожаете… Но вас ведь тоже могут записать в противники более сильные ваши враги!
– Ха! – улыбнулся Махно. – Мы – селяне. Нас нельзя сничтожить, потому шо нельзя без хлеба прожить! Все войны, если вдуматься, проистекають из-за хлеба.
– Це так! – нестройным хором подтвердили все, кто находился в штабе.
– Все может быть, если отсутствует закон. Вот вы землю раздали не по закону, да? А может, через какое-то время вам скажут: земелька-то, извините, не ваша. Подвинтесь!
– Ну, эти сказки мы вже слыхали! Да кто может нам сказать такое? Панов и всяких богатеев мы ликвидируем, может, также и большевиков разом со всякими эсерами. Мы, селяне – сила! Нас нельзя сничтожить, потому як на нас вся жизнь держиться! – категорически заявил Махно. – И потом, за нас целая наука. Анархизм – не игрушка!
– Наука или нет, но развитие общества – это борьба анархии и порядка. Закона и своеволия, – вздохнул прокурор. – Может быть, так и должно быть. Но почему, почему это происходит именно в России? И в такой кровавой форме! Это ж на века скажется. Может быть, именно сейчас, в эти годы, ломают хребет моей России… и потом – инвалидное кресло!.. Не сразу! Не сразу!.. Это как туберкулез. Будут времена кажущегося выздоровления. Но кризис однажды наступит!..
Со звоном колокольчика в штаб вошел запыхавшийся Левадный. По его лицу было видно, что он не с добрыми вестями.
– Шо у тебя?
– За Каменкой, возле Старых Кайдаков, наскочилы на петлюровску разведку. Полковник Самокиш пидходить з Кременчуга на подмогу своим. Разведка доносит, у нього корпус!
– Понял. – Нестор поднялся со стула, посмотрел на прокурора, лицо его поскучнело. – Ну, насчет туберкулеза… тут я с вами мог бы поспорить! Но – не буду! Нету времени! – Он неожиданно протянул ему руку, и тот машинально ее пожал. – Спасибо за беседу, Кирилл Игнатович. Редко доводится вот так поспорить с образованным человеком. Голова – вроде оружия, ее тоже надо каким-то ершиком прочищать. – И обернулся к Каретникову: – Выведи бывшого гражданина прокурора. И зразу ж назад!
– Можно, и я? – спросил похожий на медведя махновец.
– Тебе – нельзя, – ответил Махно и повернулся к Каретникову: – И тот значочок, шо на нем, не снимай. Пусть так и едет на тот свет со своим законом…
– Пошли! – Каретников поднял слегка обмякшего прокурора со стула и подтолкнул его к двери.
Кирилл Игнатьевич нашел, однако, в себе силы, вскинул удлиненную бритую голову.
– До свидания всем! – сказал он. – Похоже, скоро увидимся! И запомните: это не заря русского крестьянства, это начало конца!
Дверь отозвалась на его уход заливистым звоном колокольчика. Затем неподалеку прозвучал выстрел.
Они шли по городу. Светало. На шаг впереди Нестора шел Юрко, сзади несколько махновцев, один из которых тащил на плече «Льюис». Хрустело под ногами стекло. Побитые витрины, фонари, поколупанные пулями и осколками снарядов стены домов…
Еще издали Махно заметил отпечатанный крупными буквами собственный «приказ». Он был наклеен на кирпичную стену дома. И подпись увидел – «Главнокомандующий». Крупно набрано! И на многих других домах белели такие же листы…
Махно обратил внимание на афишную тумбу с обрывками устаревших призывов и объявлений. Обошел кругом. Прочитал: «Заем свободы! Пиддержуйте неньку Украину!»… «Настоящий петербургский кафешантан! Лучшие исполнительницы канкана во главе с м-ль Лорье!»… «Абрикосов и сыновья! Настоящий шоколад! Подарочные бонбоньерки!»…
Следы куда-то исчезнувшей бурной и праздной жизни! А на улицах пустота. Только где-то далеко еще трещали выстрелы, а кто с кем схватился – неизвестно.
С другой стороны улицы, придерживая одной рукой шашку (другая на перевязи), к ним подбежал Трохим Бойко. Пожалуй, впервые Нестор увидел, что не молод уже Трохим и тяжел для войны.
– Так шо, батько, Чечеловку и Озерный базар почистылы. Петлюровци тилькы на якийсь Сурский улыци осталысь. Там той, новый леватор, з бетону… не пидийты.
– Пусть сидят, пока не сдохнут… А шо с рукой?
– Та ничого… Пуля.
– У хирурга был?
– Був… Тут, в городи, удобно: прямо на улыци вывишено, де якый дохтор. Дывлюсь, а тут рядом, зразу ж за вуглом, той… як його… енеролог. Он ще поначалу отказувався. Ну, я йому трохы пошептал. И, вирыш – ни, так швыденько лангетку сделав и загипсував… Хороший дохтор!
Махно расхохотался. Настроение у него после прочтения собственого приказа явно улучшилось.
– Дохтор сказав, шо через недилю заживе, як на собаци… А ты чого регочешь, батько!
– Хорошо, шо он тебе только руку полечил. Мог бы и что-то другое. У него б это даже лучше получилось… Гордись, Трохим! На старости лет у венеролога побывал!
– Ну, у енеролога. И шо?
– Он, Трохим, главным образом срамными делами занимается. Хорошо хоть, шо не додумался тебя почистить, як кабанчика!
Теперь уже гоготало все окружение Нестора.
Вдруг они услышали крики, раздававшиеся из окна третьего этажа.
– Помогите, помогите! Люди добрые!.. – кричала простоволосая, растрепанная женщина.
– А ну, Юрко! – скомандовал Нестор. – Быстро!
Его адъютант, а за ним и еще несколько махновцев мгновенно исчезли в подъезде и вскоре вытолкнули на улицу трех порядком побитых граждан, одетых в явно не подходящие для их облика пальто, краги и штиблеты.