– Что за… – сказала Лилит, открыв дверь.
– Все хорошо? – спросил он.
– Какой глупый вопрос, – заметила она.
Язык тела Лилит кричал ему не подходить. Он пытался уважать это, но было сложно. Ему было очень неприятно видеть ярость, накрывающую ее, когда бы она на него ни посмотрела.
Это было особенно плохо, потому что в его кармане лежали билеты на выпускной, которые он купил им обоим.
– Я хотел спросить тебя кое о чем, – сказал он.
– Ты услышал про «Месть», – сказала она. – Ты пришел спросить, можешь ли ты играть в нашей группе.
Кэм не мог позволить ее прямоте сбить его с толку. Он сделает все мило и спокойно, даже с намеком на романтику, как и планировал.
– Прежде всего я хочу сказать, что действительно рад, что ты записалась выступать на выпускном…
– Мы можем, пожалуйста, не называть его выпускным? – спросила Лилит.
– Хочешь переназвать выпускной? – спросил он. – Я не против, но это может вызвать бунт в Трам-булле. Эти ребята весьма возбуждены. Осталось всего десять дней до лучшей ночи нашей жизни, все такое.
– Они выпрут тебя из состава выпускного двора, если будешь насмехаться над ними, – сказала Лилит. – В старшей школе это считается ересью.
Кэм слегка улыбнулся. Так она все же услышала его имя, когда его объявили.
– Мне нужно сделать только это, чтобы вылететь из выпускного двора? – спросил он. – Подожди, я думал, что мы не называем его выпускным.
Лилит на мгновение задумалась.
– Просто чтобы все стало ясно: я иду туда, потому что хочу выступить и услышать «Четырех всадников», а не потому, что хочу надеть корсаж моей мечты или клюквенное атласное платье-макси.
– Надеюсь, что нет, – сказал Кэм. – Клюквенный – прошлый сезон.
На мгновение казалось, что Лилит улыбнется, но потом ее глаза снова похолодели.
– Если ты пришел не из-за группы, то зачем?
Спроси ее. Чего ты ждешь? Он чувствовал лежащие в кармане билеты, но по какой-то причине Кэм застыл. Настроение было неподходящее. Она скажет «нет». Ему бы лучше подождать.
Через мгновение неуютной тишины Лилит протиснулась мимо него и пошла через лужайку к побитому минивэну. Она наклонилась через открытую дверь, потянула за рычаг и отступила назад, когда металлическая платформа открылась и опустилась на подъездную дорожку.
Мама Лилит появилась на пороге. На ее губах была розовая помада и чересчур яркая улыбка, которая не скрывала изнеможения в ее взгляде. Ее красота поблекла, но Кэм видел, что когда-то она была сногсшибательна, прямо как Лилит.
– Могу я тебе помочь? – спросила она Кэма.
Кэм открыл рот, чтобы ответить, но Лилит оборвала его.
– Это просто одноклассник. Пришел передать кое-какое задание.
Ее мать сказала:
– Занятиям придется подождать. Прямо сейчас мне нужна твоя помощь с Брюсом.
Она отвернулась от двери и через секунду появилась, снова толкая инвалидное кресло, в котором сидел Брюс. Он кашлял в тряпку для мытья посуды, а его глаза слезились.
– Привет, Кэм, – сказал Брюс.
– Я не знал, что твоему брату плохо.
Лилит пожала плечами и подойдя к Брюсу, пробежала пальцами по его волосам.
– А теперь знаешь. Чего ты хочешь, Кэм?
– Я… – начал было Кэм.
– Неважно. Из всех возможных причин, почему ты здесь, – сказала Лилит, – не могу придумать ни одной важной.
Кэму пришлось согласиться. Но что он мог сделать – раскрыть крылья и поведать ей всю правду? Что он падший ангел, который когда-то разбил ее сердце так сильно, что она так и не оправилась? Что дьявол приговорил ее к тысячелетию постоянного Ада? Что ее ярость к нему была сильнее гнева из-за кражи текста? Что он потеряет все, если не сможет снова завоевать ее сердце?
– Лилит, пора идти, – сказала ее мама, нажимая на рычаг и обходя машину, чтобы сесть на место водителя. Когда коляска поднялась в заднюю часть машины, Брюс встретился взглядом с Кэмом – и удивил его, подмигнув, словно говоря: «Не нужно все так серьезно воспринимать».
– Пока, Кэм, – сказала Лилит, закрыла задние двери за братом, а потом забралась на место пассажира.
– Куда вы? – спросил Кэм.
– В неотложку, – сказала Лилит из окна.
– Позволь поехать с вами. Я могу помочь…
Но Лилит и ее семья уже выезжали с подъездной дорожки. Он подождал, пока машина не исчезнет за углом, прежде чем раскрыть крылья снова.
Солнце уже садилось к тому времени, как Кэм нашел их в реанимации.
Лилит и ее мама спали в коридоре, сидя на грязных оранжевых стульях и облокотившись друг на друга. Мгновение он смотрел на Лилит, наслаждаясь ее красотой и мраморным умиротворением.
Он подождал, пока охранник не уйдет с поста, а потом пробрался в комнаты для пациентов. Кэм заглянул за несколько занавесок, прежде чем нашел мальчика, сидящего на кровати без кофты. Кислородные трубки проходили через его нос, а к руке крепилась капельница. «Брюс» было написано синим маркером на доске над его головой.
– Я знал, что ты придешь, – сказал он, не отворачиваясь от окна.
– Откуда ты узнал?
– Потому что ты любишь мою сестру, – сказал мальчик.
Кэм потянулся к руке Брюса, понимая, что держит ее не только ради мальчика, но и ради самого себя. Его поразило понимание, что он не видел ни одного дружелюбного лица с тех пор, как попал в Ад Лилит. Он работал без остановки, без какого-либо знака, что дело прогрессирует, и никто не мог посоветовать ему продолжать. Кэм с благодарностью сжал руку мальчика.
– Я правда люблю ее, – сказал он поверх тихого писка аппарата, к которому был подключен Брюс. – Я люблю ее больше всего на свете, во всем мире и за его пределами.
– Спокойнее, ты говоришь о моей сестре. – Брюс слабо улыбнулся. На мгновение его дыхание прервалось, Кэм собирался позвать медсестру, но грудь мальчика снова стала вздыматься в ровном ритме.
– Просто шучу. Эй, Кэм?
– Да?
– Как ты думаешь, я достаточно проживу, чтобы однажды почувствовать такое к кому-либо?
Кэму пришлось отвернуться, потому что он не мог лгать Брюсу и сказать, мол, да, однажды ты полюбишь девушку так же сильно, как я любит Лилит. Через полторы недели от этого мира ничего не останется. Что бы Лилит ни выбрала и чем бы ни обернулась сделка Кэма и Люцифера, Брюс и все другие печальные души Кроссроудс, скорее всего, останутся для продолжения наказания. И все же Кэму хотелось, чтобы был способ немного утешить мальчика в то короткое время, что осталось. Он почувствовал, как в горле образуется комок, а крылья горят у основания плеч. В его голове зародилась идея. Это было рискованно, но и Кэм любил рисковать.