– Мне нужно сделать тест, – сказала она. – Не мешай.
– А у меня есть идея лучше. Где твоя гитара?
– Как ты умудрился получить задержание в первый же день в школе? Стремишься к новому рекорду? – спросила она, чтобы не сказать вслух то, о чем в действительности думала, а именно: «Ты первый новичок на моей памяти. Откуда ты? Где ты покупаешь вещи? Каков остальной мир?»
– Не волнуйся из-за этого, – сказал Кэм. – А теперь насчет твоей гитары. У нас немного времени.
– Странно такое говорить девушке, вечность сидящей после уроков.
– Это твое понятие вечности? – Кэм огляделся, и его зеленые глаза остановились на постере с котенком.
– Это не было бы моим первым вариантом, – наконец сказал он. – Кроме того, ты не замечаешь вечность, когда тебе весело. Время существует лишь в спорте и печали.
Кэм смотрел на нее, пока мурашки не побежали по ее коже. Лилит почувствовала, как вспыхнуло ее лицо, и не могла сказать, смущена она или рассержена. Она понимала, что делает Кэм, пытаясь смягчить ее разговорами о музыке. Он думал, с ней так легко играть?
Лилит ощутила еще одну необъяснимую волну ярости. Она ненавидела этого парня.
Он вытащил черный предмет размером с тарелку для хлопьев из сумки и поставил на столе Лилит.
– Что это? – спросила она.
Кэм покачал головой.
– Я притворюсь, что ты об этом не спрашивала. Это миниатюрный гитарный усилитель.
Она кивнула, вроде «ну конечно».
– Я никогда не видела его, так что, эм-м…
– Справедливо, – отозвался Кэм. – Нам нужна лишь гитара, чтобы подключить его.
– Барроуз вернется через пятнадцать минут, – сказала Лилит, глядя на часы. – Двенадцать. Не знаю, как работает задержание после уроков там, откуда ты, но здесь нельзя играть на гитаре.
Кэм был новичком, однако вошел сюда, словно владел этим местом. Лилит сидела здесь всю жизнь, она знала, как что работает и какой дерьмовой была эта школа, так что Кэму лучше было просто отступить.
– Двенадцать минут, да? – Он закинул мини-усилитель обратно в сумку: встал и протянул руку. – Нам лучше поспешить.
– Я не пойду с тобой… – запротестовала Лилит, позволяя ему вытащить себя за дверь. Они оказались в коридоре, где было тихо, поэтому она умолкла. И секунду смотрела на его руку в своей руке, прежде чем отдернуть ее.
– Видишь, как все легко? – спросил Кэм.
– Не прикасайся ко мне больше.
Эти слова словно ударили Кэма в живот. Он нахмурился: а потом сказал.
– Следуй за мной.
Лилит знала, что ей нужно вернуться в класс, но ей нравилась мысль о небольших проказах – даже если ей не нравился ее партнер по преступлению.
Ворча, она последовала за Кэмом, держась возле стены, словно могла слиться со студенческими постерами, поддерживающими ужасную баскетбольную команду Трамбулла. Кэм вытащил маркер «Шарпи» из сумки и в конце послания «Вперед, быки!» дописал «Быки-МУ-даки».
Лилит была удивлена.
– Что? – Он поднял бровь. – Однажды забыковал – на всю жизнь быком и останешься.
На втором этаже они подошли к двери, на которой было написано «Музыкальный класс». Для того, кто пробыл здесь всего один день, Кэм, казалось, неплохо ориентировался. Он потянулся к ручке двери.
– Что, если там кто-то есть? – спросила Лилит.
– Группы собираются на первом уроке. Я проверял.
Кто-то там был. Жан Ра был наполовину французом, наполовину корейцем – и, как и Лилит, социальным изгоем. Им бы стоило стать друзьями: как и она, он без ума от музыки, угрюмый и странный. Но они друзьями не были. Лилит хотела, чтобы Жан Ра навсегда исчез, и по его глазам она видела, что он желал и ей того же самого.
Жан поднял глаза от барабанной установки, где настраивал ударные. Он мог сыграть на любом инструменте здесь.
– Убирайтесь, – сказал он. – Или я напишу мистеру Мобли.
Кэм широко улыбнулся. Лилит увидела, что Кэму нравится этот хмурый парень в очках, как у Бадди Холли, из-за чего она возненавидела их обоих еще больше.
– Вы знаете друг друга? – спросил Кэм.
– Предпочитаю не знать, – сказала Лилит.
– Я нераспознаваем, – сказал Жан, – идиотами вроде тебя.
– Несешь дерьмо – значит, дерьмо выбьют из тебя, – сказала Лилит, радуясь, что у ее гнева есть цель. Ее тело напряглось, и в следующее мгновение она кинулась на Жана…
– Стой, стой, стой, – произнес Кэм, ловя ее за талию.
Она извивалась в сильных руках, удерживающих ее, не зная, кого из парней ударить первым. Кэм ее взбудоражил, прервав спокойный час наказания после уроков, привел сюда… и это подмигивание. Она снова разозлилась, подумав о том, как он ей подмигнул.
– Отпусти меня! – бушевала она.
– Лилит, – тихо сказал Кэм. – Все хорошо.
– Заткнись, – сказала она, вырываясь, – мне не нужна твоя помощь, или твоя жалость, или что там ты пытаешься сделать.
Кэм покачал головой.
– Я не…
– Ты – да, – ответила Лилит. – И тебе лучше остановиться.
Ее ладонь чесалась от желания дать Кэму пощечину. Даже его выражение, волнующая смесь смятения и обиды, не улучшила ее чувств. Она не стукнула его только потому, что Жан наблюдал за ними.
– Ух-х-х… – Жан поднял брови и взглянул сначала на Лилит, а потом на Кэма. – Вы двое меня типа достали. Я звоню Мобли.
– Давай, – рявкнула Лилит. – Сделай это.
Но тот был так поражен, что остался на месте.
Первым побуждением Лилит было покинуть музыкальный класс немедленно, однако, как ни странно, она поняла, что хочет остаться. Она не знала, почему никогда раньше сюда не приходила. Было приятно находиться в окружении музыкальных инструментов. И пусть они не были какими-то крутыми – трубы были помяты, кожа барабанов так истончилась, что стала почти прозрачной, металлические треугольники были покрыты ржавчиной, – ничто в школе не было и наполовину таким интригующим.
На лице Кэма промелькнула усмешка.
– У меня зарождается мысль.
– Скорее всего, твоя первая, – сказал Жан.
– Прости нас, если мы не впечатлены, – ответила Лилит, удивившись, что встала на сторону Жана.
– Вам, ребята, достаточно общего врага, – заметил Кэм.
Лилит фыркнула.
– Ты легко вызываешь ненависть людей. Сколько прошло, десять минут?
– Не я, – сказал Кэм. – Я имею в виду школу. Город.
Он сделал паузу.
– Мир.
Лилит не могла решить, был ли Кэм мудрым или просто говорил избитыми фразами.