Вокруг творилось безумие, люди вели себя как дикари: били стены, ломали рамы, рвали на себе одежду. Но я чувствовала, что это особое, удивительное мгновение моей жизни. Что-то щелкнуло в голове. Зрители вдруг превратились в месиво, в поток отбросов, океан психоза. И мне нравилось чувствовать себя частью этого потока. Я слилась с музыкой, дала ей подхватить меня, начала двигаться с ней в ритме. Странное чувство… будто во мне много лет была тугая сжатая пружина, и теперь она выстрелила с огромной силой.
Я перешагнула барьер. Переступила через саму себя.
Под конец выступления Свинобог издал дикий вопль, схватил прилетевшую из толпы стеклянную бутылку и ударил себя ею по голове. Бутылка осталась целой, а певец упал на помост. Подхватив Свинобога за руки и за ноги, гитарист и ударник вынесли его со сцены.
Начала выступление следующая группа ― все исполнители были одеты в обрезанные под шорты джинсы и черные футболки. Я снова слилась с музыкой. Вслушивалась в текст, впитывала смысл. Слова песен были волшебные ― о защите животных и детей, о свободе. Мне хотелось нажать на стоп и перемотать, чтобы записать эти композиции. Музыка словно проникла в поры, побежала по венам, насыщая каждую мою клетку, оголяя каждый нерв.
«Выплесни свой гнев, ― кричала мне музыка. ― Ты ― машина ярости, бунтарства, разрушения! Кричи, ломай. Это твоя природа. Ты не можешь ее подавлять!»
В голову ударило бешенство. Из меня бил мощный поток черной энергии. Я закричала, будто выпуская на волю всех своих демонов. Подойдя к окну, оторвала кусок рамы и с яростью бросила в толпу.
За что я люблю музыку? За то, что я существую только в песнях.
* * *
Мы заночевали в кемпинге между Геленджиком и Туапсе ― прямо на скале у моря. Поставили палатки в тени сосен и зарослей можжевельника. Сидя на самом краю обрыва с тарелками на коленях, мы с аппетитом уминали гречневую кашу, сосиски и тушеные помидоры. Аня ела гречку и рагу из фасоли и помидоров.
Оказывается, то, как ты ешь, может рассказать о твоем характере.
Ника с Тошкой уминали еду быстро, прижав к себе тарелки и низко наклонившись над ними, ― как дикие зверьки, у которых кто-то собирается отнять добычу. Юрец ел неаккуратно, с шумом и чавканьем, капая на землю; Игорь ― чуть приличней. Ден ел медленно, с чувством, наслаждаясь каждым кусочком. Он так внимательно смотрел на свою еду, как будто пытался разглядеть в ней будущее. Манеры Ани впечатляли. Я во все глаза таращилась, как она насаживала фасолинки на вилку, чуть ли не резала на кусочки, тщательно жевала, постоянно промакивала губы салфеткой.
И я вдруг задумалась о…
– Аня, ты не ешь мясо? ― спросила я.
У всех в тарелках были сосиски, а у Ани ― нет.
– Ага. Она у нас чудачка. ― Юрец покрутил пальцем у виска.
– Я вегетарианка, ― сказала Аня. ― Не ем мясо.
– Я же говорю, чудачка.
Аня холодно посмотрела на Юрца.
– Вы жрете мясо и кормите корпорации, которые потом убивают животных и загрязняют планету. И кто из нас больший чудак?
– Это ― мясо? ― Юрец с сомнением посмотрел на сосиску. ― Да в грязном носке моей бабули и то наберется больше мяса, чем здесь!
Спор между Аней и Юрцом еще долго не прекращался. Отставив пустые тарелки, мы растянулись на траве. Вдыхали соленый воздух, наполненный запахами можжевельника и йода, любовались малиновым закатом, краем уха слушали перебранку друзей.
Ночью я проснулась от шума ― кто-то прохаживался по вещам снаружи. Выглянув из палатки, я увидела… жирного барсука, который засунул морду в котелок. Барсук испугался меня и быстро убежал обратно в лес. Но покушения на наш лагерь не закончились. Утром я заметила среди вещей двух ежей.
Новый день мы провели среди дикой природы: гуляли по скалам, по лагунам, вдоль горных рек. Поднявшись на гору, увидели перед собой обрыв и бриллиантовое сияние водопада, а внизу ― бухту с прозрачной водой. Игорь с Никой сразу побежали туда.
– Хей, я прыгаю! ― закричал им Юрец сверху и обратился к остальным: ― Ну что? Вы со мной? Или испугались, девочки?
Что? Прыгать?
– Нет! Я точно не пгыгну! ― испуганно сказал Тошка.
– Что, ребенок намочил штанишки?
– Это безумие ― пгыгать отсюда. А вдгуг внизу валуны? Мы газобьемся!
– Так в этом как раз все веселье! Разобьешься или выживешь? Эта мысль жутко щекочет нервишки! Зато сколько эмоций потом, когда почувствуешь, как сердечко бьется… ― Юрец все не отставал от Тошки. ― Жизнь вообще ― долбаная русская рулетка. Каждый день ты крутишь барабан и не знаешь, наступит ли для тебя завтра. Что, хочешь прожить унылую жизнь? А вдруг ты завтра подохнешь и так и не узнаешь, каково это ― получать от жизни максимум? Спускайся, сыкунишка. А большие дяди и тети прыгнут вниз!
– Вода ледяная! ― закричал нам Игорь. ― Самоубийцы!
Ден прыгнул первым, скорее даже упал, как безмолвный кусок скалы. За ним с визгом сиганула Аня. Мы втроем смотрели на расползающиеся по глади круги.
– Давайте, детишки. За папочкой! ― весело сказал Юрец и с криком «и-и-хааа!» прыгнул с обрыва.
– Давай, Тошк, ― подбодрила я друга. ― Сделаем это вместе.
Он тяжело вздохнул.
– На счет три, ― сказала я. ― Раз, два…
– Три!
Мы прыгнули. В полете мое сердце чуть не разорвалось от страха. Я разрезала воду, и тело будто пронзили миллионы иголок.
И почему все безумства я совершаю, только когда чувствую, что Тошка рядом?
* * *
Припарковавшись у магазина в Сочи, мы вышли из автобуса и вытряхнули карманы. Настроение у всех было нерадужное. На асфальте перед нами в маленькой кучке валялось несколько смятых десяток, куча мелочи, пара полтинников. И все.
– Блин, че делать-то? ― спросил Игорь. ― Этого хватит либо на бензин, либо на жратву на один вечер.
Наши с Тошкой сбережения тоже испарились. Не осталось ничего.
– Что делать? На дело идти, ― нахмурилась Ника.
При слове «дело» Тошка посмотрел на меня и закатил глаза.
– Так это вечером, а жрать хочется сейчас, ― грустно сказал Юрец.
– Есть идея! ― Тошка посмотрел на меня. ― Кукугуза!
Да он гений!
– Точно, ― сказала я. ― Тут наверняка есть кукурузные поля. Мы с Тошкой собирали кукурузу, варили и торговали на пляже. В день больше тысячи получали.
– Неплохо, ― сказал Ден. ― Можно попробовать.
– Ну что, погнали искать ваше поле? ― Игорь кивнул на автобус.