Дурные дороги - читать онлайн книгу. Автор: Эли Фрей cтр.№ 13

– Я догоню, ― сказала я девчонкам и остановилась. Посмотрела на Тотошку.

– Я в свою новую компанию иду, ясно?

У Тотошки отвисла челюсть.

– В свою что? Новую компанию? А как же я?

– А ты иди туда, где шлялся, пока Бык меня в люке топил. ― Я опять развернулась.

– Он тебя что?! Топил? Дашк, да поговоги же со мной! ― Он схватил меня за плечо, я сбросила его руку. Тошка остался сзади.

Я побежала догонять девчонок.

– Это нечестно, Сова! ― услышала я за спиной. А потом раздался быстрый удаляющийся топот.

Вечер прошел не слишком весело. Взяв по коктейлю, мы отправились на старый стадион. Сидя на перекладинах уличного тренажера, мы пили и смотрели, как парни играют в футбол. Девчонки болтали про незнакомых мне людей, про ситуации, в которые я не попадала, про музыку, которую я не любила. Мне было скучно, я ведь не могла жить без движения. В голове крутился вопрос ― и только-то? Этим вы и занимаетесь целыми днями, сидите, как курицы на насесте? Это же уныло!

* * *

На следующий день моя обида поутихла, и я даже ответила на Тошкин звонок.

– У меня такие новости есть, упадешь! ― прокричал друг в трубку.

– Да? И что за новости?

– Пойдем во двог, все гасскажу.

Вскоре, сидя на качелях, я поедала мороженое, которое Тотошка мне купил на радостях, что я снова с ним разговариваю. Проходящая мимо молодая мама с коляской, посмотрев на нас и оценив эту идиллическую картину, улыбнулась. Да, наверное, сцена безумно романтичная: качели, мальчик, девочка, мороженое… о чем говорят эти двое? Конечно же, о любви!

– Сиги есть? ― спросила я.

– Кончились.

– Жалко, ну, давай, толкай свою новость.

– Завтга кгупная стгелка в «Елочках». Будет человек сто. Нагод даже с Москвы подтянется.

– Да? А кто с кем?

– Наши антифа задели кого-то из московских бонов. Скины едут гасить Днице. Местные ссут, конечно, но антифа с Локотков и с ближайших станций обещали подтянуться.

– Круто! И… Ты что-то предлагаешь?

Впрочем, я уже знала, на что намекает Тотошка.

– Конечно! Мы пойдем смотгеть.

Быть зрителем во время чужих разборок ― одно из самых ярких впечатлений в Днице. Собственно, больше тут нет почти никаких развлекух. Последняя крутая стрела была в прошлом году между пэтэушниками и технарями. Парни мочалились на пустыре за ткацкой фабрикой. Мы с Тотошкой издалека наблюдали. Эмоций осталась масса, все время вспоминали ту легендарную стрелку. Но, кажется, новая переплюнет ту по масштабу.

Ох уж это «Днище»… Ему только дай повод стравить кого-то друг с другом. Скинов и антифа, коней и мясо, пэтэушников и технарей. Живем, как в глухой деревне в восьмидесятых. Это в наш-то двадцать первый век.

С одной стороны, я любила Днице, потому что у меня не было ничего другого. С другой ― презирала, потому что где-то в глубине души понимала, что не так живут в других местах и не такие вещи должны приносить в нашу жизнь эмоции.

Стрелку забили в шесть. За три часа мы с Тошкой встретились, долго шли по рельсам, потом свернули на раздолбанную асфальтированную дорогу. Покореженные ворота. Ржавая табличка. Выбитая надпись «Детский оздоровительный лагерь “Елочки”». Повсюду, словно кубики по ковру, рассыпаны жуткие заброшенные корпуса. Тут бы фильмы ужасов снимать. Мы обошли территорию, пытались понять, где будет мясорубка, и сделали вывод, что махач пройдет на большой площадке перед главным двухэтажным корпусом.

Забравшись на здание, мы легли на крышу, спрятались за реденькими пробивающимися сквозь рубероид деревцами.

Антифа пришли первыми, человек двадцать-тридцать, потом подтянулось еще десять. Все были в спортивных костюмах, часть в «берцах», часть в бутсах. Мелькали приметные лица. Я узнала кое-кого из уличных группировок. Они стояли впереди: кто-то бинтовал руки, кто-то надевал кастеты и капы, кто-то крутил цепи, кто-то ― монтировки. Заметила я и несколько панков.

Вообще, движение антифа в Днице довольно мощное. Тотошка показал мне Дуче ― главного, из-за которого произошел скандал. Смуглый, коренастый, с квадратной башкой и скользким взглядом, Дуче лениво вертел в руке цепь и катал во рту жвачку. Я поежилась. Неприятный тип. Дуче ― сын какого-то крутого блатного чела, под которым с начала девяностых был рынок, несколько других палаток и автосервисов, а может, и вообще все Днице. Сейчас и сам Дуче вошел в дело, понятно, почему он антифа стал: рынок от бонов всегда страдал, много акций было.

В воздухе сгущалось напряжение. Сердце сильно стучало, страшно было так, будто это я стояла внизу и, бинтуя руки, готовилась к махачу. С крыши мы видели всех как на ладони. Я чуяла, будет что-то глобальное. Разглядывая лица, я вдруг поняла, что зря мы пришли сюда. Нужно было держаться подальше от разборок такого масштаба, наслаждаться стрелками между восьмым «А» и восьмым «Г» и радоваться своей насыщенной жизни. Ох, тянет наши жопы на приключения… Хоть ноги себе отрывай и дома сиди.

Вскоре по толпе пронесся невидимый разряд; я будто почувствовала вибрацию. Все вытянулись, замерли, посмотрели в одну сторону. Что они там увидели? На лицах ― страх… и вдруг я услышала лай собак. По телу пробежала дрожь. Что тут делать собакам? Нарастающий гул вскоре перерос в хор голосов, и тогда я поняла: приближаются боны. Все кричали разом, я не могла разобрать слов, но нетрудно было понять, что людей много. Вскоре я увидела их. Будто рота солдат, ровными рядами в ногу шагали человек пятьдесят. Конечно, на самом деле все двигались хаотично и вразнобой, но мое воображение дорисовало картину, превратив толпу бонов в фашистскую армию.

В руках ― биты. Впереди ― заливающиеся лаем доберманы. Пять бойцовых рвались с поводков, рычали и лаяли. Было видно, что псам не терпелось разорвать врага. Люди шли, все как один с поднятой рукой. Раздавался хор:

– Один, четыре, восемь, восемь! Один, четыре, восемь, восемь!..

Слышать и видеть это было жутко, мне резко поплохело. Хотелось затечь под листы рубероида. Что, если нас заметят? Ведь и убить могут. Скормят своим псам. Растущая из крыши чахлая березка передо мной тряслась от ветра, но, казалось, сама я трясусь сильнее. Даже зубы стучали. Но я не могла не смотреть на приближающуюся роту: зрелище завораживало слаженностью, отточенностью (конечно, и тут сыграло роль мое воображение). Все боны были одеты одинаково, будто клоны. В каждом действии ощущались сила и жестокость. Эта толпа была будто мощная черная волна, разбивающая скалы. У антифа не оставалось шансов…

– Смотги, это главный их. Гжавый зовут.

Тотошка указал на здоровяка в центре первого ряда ― он вел на цепи самого злобного добермана. У Ржавого была лысая башка, и, несмотря на рыжеватые брови и веснушки по всему лицу, он выглядел страшно и угрожающе.