Горечь войны - читать онлайн книгу. Автор: Найл Фергюсон cтр.№ 87

Страница

В какой-то момент Уинтер даже дошел до предположений о том, что “если бы германские рабочие в 1917–1918 годах обладали таким же реальным доходом, как британские, и если бы их семьи питались на уровне британских, война могла бы закончиться по-другому” ³⁷. В Германии он, основываясь на подробно изученной им обстановке в Берлине, отмечал нехватку “гражданственности”:

Короче говоря, у союзников была намного более “справедливая и эффективная” экономическая система ³⁸.

К сожалению, к реальности эта версия имеет не больше отношения, чем басня о зайце и черепахе, которую она явно напоминает. Ведь если бы страны Антанты превосходили Центральные державы не только по ресурсам, но и по эффективности, никакой войны 1914–1918 годов не было бы. Все закончилось бы зимой 1916–1917 годов, в наиболее трудный для Германии момент. Литература об экономике военного времени наглядно демонстрирует, что не стоит писать национальную историю без полноценной сравнительной перспективы. При внимательном рассмотрении оказывается, что теория “организационных недостатков” недалеко ушла от Dolchstoßlegende – мифа об “ударе кинжалом в спину”, распространявшегося германскими ультраправыми и военными после того, как Германия потерпела поражение. Перенос вины с “ноябрьских преступников” (евреев и социалистов) на германское руководство не делает утверждение о том, что война была проиграна на внутреннем фронте, верным. Напротив, есть все основания полагать, что Германия – с учетом ограниченности ее ресурсов – провела мобилизацию экономики намного лучше, чем западные державы.

Низкая оценка германской мобилизации отчасти порождалась неоправдавшимися ожиданиями современников. До войны многие считали германское военное руководство воплощением эффективности. В августе 1914 года Альберт Баллин “не мог не восхититься дисциплиной и выучкой офицеров Генерального штаба” ³⁹. Однако опыт взаимодействия с чиновниками быстро разбил эти иллюзии. 6 августа Баллин и Макс Варбург отправились на автомобиле в Берлин, чтобы обсудить вопрос об импорте продовольствия с представителями Министерства внутренних дел, Казначейства, Министерства иностранных дел и Рейхсбанка. По дороге их то и дело останавливали вооруженные штатские, искавшие шпионов, а сама встреча прошла удивительно сумбурно. Последней каплей стала странная идея сотрудника Министерства иностранных дел о том, что Германия каким-то образом сможет использовать американский торговый флот ⁴⁰. По мере хода войны Баллин разочаровывался все сильнее и сильнее. У него не получалось добиться экономической компенсации за суда, которые его компания утратила из-за действий союзников. Особенно задел его запрет правительства продавать суда, застрявшие в нейтральных портах. Выступая перед депутатами рейхстага от Национал-либеральной партии в феврале 1918 года, он осудил “опасную идею управлять национальной экономикой и международной торговлей с плац-парада” и потребовал “свободы от берлинской плановой экономики” ⁴¹.

Безусловно, Баллин был типичным гамбургским фритредером. Однако о главе электротехнического гиганта AEG Вальтере Ратенау это никак нельзя было сказать. Он одним из первых решил, что война требует превращения германской экономики из свободного рынка в почти социалистическую систему, опирающуюся на корпоративистские структуры и планирование. Еще 14 августа 1914 года он в своей записке, предлагавшей создать Военно-сырьевой департамент, отверг индивидуализм и прочих “экономических богов, которым до августа 1914 года поклонялся” ⁴². Позднее в своей книге “О грядущих вещах” он изложил утопический проект перехода Германии к “общественной экономике” (Gemeinwirtschaft). Тем не менее, встретившись с Гинденбургом в Ковно в 1915 году, Ратенау был глубоко разочарован:

Как и многие другие предприниматели, Ратенау вскоре сменил кумира и начал преклоняться перед начальником штаба Гинденбурга Людендорфом – но тот тоже оказался непонятливым. В июле 1917 года Ратенау попытался его убедить, что с сугубо экономической точки зрения Германия нуждается во внутриполитических реформах и в скорейших мирных переговорах. “Структура управления” страной “невероятно запутана”, жаловался промышленник:

Стремиться к аннексиям для защиты Рейнской области и Рура не имело, по мнению Ратенау, никакого смысла: “Если война продлится еще два года, нам больше не придется беспокоиться о нашей промышленности в Ахене – трудно сказать, останется ли там к этому моменту хоть какая-то промышленность”. Но Людендорф этого не осознавал ⁴⁴.

Баллин и Ратенау были не одиноки в своем разочаровании. Многие немецкие предприниматели, особенно за пределами Берлина, постоянно жаловались на то, как управляется страна во время войны. Председатель гамбургской Торговой палаты критиковал “сосредоточение всех деловых операций… в руках военных компаний… практически полную монополию берлинской промышленности на военные контракты… и мешающие коммерции законы, которые постоянно принимает бундестаг” ⁴⁵. К последнему году войны критические голоса звучали даже в руководстве тяжелой промышленности – в частности, среди них был и голос Гуго Стиннеса ⁴⁶. Германские крестьяне, в свою очередь, беспрестанно жаловались на то, как правительство управляет распределением продовольствия ⁴⁷.

Однако историки воспринимают эти жалобы слишком буквально – точно так же как они слишком буквально воспринимали довоенные выпады против германского милитаризма. Если посмотреть на прочие экономики военного времени, станет понятно, что проблемы у них были примерно одни и те же и что – с учетом слабости германской ресурсной базы – германская экономика выглядит поразительно эффективной. Напротив, именно страны Антанты, мобилизуя свои экономики, действовали неэффективно, а временами просто расточительно. Разумеется, и в Германии дело не обходилось без бюрократической неразберихи, но беда в том, что в Великобритании, Франции и России ее было еще больше. Тот факт, что Германия в итоге проиграла войну, искажает картину. Но честное сравнение показывает, что проиграла она не из-за большей, чем у противников, организационной неэффективности.

Страница