Чужое тело - читать онлайн книгу. Автор: Александр Тамоников cтр.№ 6

Я скорчился на заднем сиденье. Меня трясло, ныли ушибы, полученные при падении после удара током. Именно сейчас они решили напомнить о себе. В голове царил сумбур. Я был живой, на свободе, но не испытывал ничего, кроме подавленности. Мысль отправиться домой даже не возникла. Я был уверен, что там никого нет, а где взять ключи?

За окном проплывал полуторамиллионный ночной город, машина катила через Обь по пустынному Коммунальному мосту. На приборной панели отображалось время — половина четвертого. Если в одиннадцать вечера меня долбануло… то — прошло больше четырех часов.

Водитель помалкивал, но чувствовалось, что его подмывает задать пару-тройку вопросов. Лучше бы молчал — для собственного же блага! Мы пронеслись мимо спящего поста ГИБДД на съезде с моста, летели по улице Восход, заставленной искусственными светящимися деревьями, к Государственной публичной библиотеке, в которой в свободное от «основной работы» время трудилась моя Варвара.

Дальше — улица Кирова с новыми небоскребами, хитрый съезд на Ипподромскую, уставленную такими же высотками. Прямая, практически пустая дорога до двухуровневого пересечения с улицей Фрунзе…

Слабо шевельнулось в мозгу — без денег таксисты не возят. Я принялся обшаривать карманы — сначала куртки, потом пиджачные и брючные. Как-то некрасиво все складывалось. Денег не было — совсем обеднели отечественные патологоанатомы? Также не было телефонов, сигарет и зажигалок — именно того, что мне сейчас требовалось больше всего.

Нахмурился шофер — у нас возникли одинаковые мысли. Я откинул голову, старался думать о другом. А когда открыл глаза, мы уже проезжали Сад Дзержинского, начиналось Загородное шоссе…

Когда мы свернули в поселок Восход, самым значимым объектом которого был Новосибирский крематорий, я только начал отогреваться. Шофер затормозил напротив неосвещенного шлагбаума — приехали.

— К шлагбауму подъезжай, — бросил я.

Его аж передернуло от моего утробного голоса, но спорить не стал. Снова завелся, сдал назад, уперся в шлагбаум. Из будки охраны вышел Алексей Головин — я узнал его по походке. Осветил фонарем машину, безмолвного водителя, обошел такси спереди.

Я опустил стекло со своей стороны. Он осветил пустое место пассажира, сместил луч. Дрогнул фонарь, Головин попятился, исторг что-то странное из области горлового пения. Я тактично помалкивал. Все понятно, о смерти Никиты Ветрова уже знает каждая собака.

Алексей набрался мужества, снова решил меня осветить. Я подался вперед, чтобы не прятаться в тени.

— Это ты, Никита? — У него даже голос изменился. — Но как же тогда… Ведь нам сообщили… — он закашлялся.

— Да никак, — утробно пролаял я, — слухи о моей смерти оказались несколько преувеличены.

Но он не верил ни словам, ни глазам — рискнул подойти, всмотреться.

— Да живой я, — проворчал я. — Просто временно был мертвый. Все в порядке, Алексей, температура нормальная, трупных пятен нет. Займи пятьсот рублей, рассчитаться нечем.

— Да, конечно… — Головин стал шарить по карманам, выудил несколько мятых купюр, сунул их мне и быстро отдернул руку. Я отсчитал требуемую сумму, отдал водителю. Даже в темноте было видно, как тот смертельно побледнел. Что с ними не так? Мертвецов никогда не видели?

— Давай дальше, — сказал я. — Сейчас шлагбаум откроют.

— Ну уж нет… — замотал головой парень. — Дальше не поеду, сам дойдешь, тут недалеко…

Ладно, черт с ним. Я выбрался из машины. Едва захлопнул дверцу, как он резко сдал назад, пулей развернулся и помчался прочь, как автогонщик по трассе.

Остались я и потрясенный Головин. Он так смотрел, словно я олицетворял саму старушку Смерть (впрочем, в некоторых поверьях она не старушка, а очень даже милая девушка).

Из будки робко высунулся товарищ Головина и сразу спрятался. В этом было что-то сатирическое. Каждый день из года в год лицезреть похоронные кортежи, гробы, венки, заплаканных людей — и стать от этого настолько чувствительными и суеверными?

— Леха, отомри, — проворчал я. — Деньги верну.

— Да ладно, Никита, можешь не возвращать… — Он явно томился моим присутствием на границе охраняемой территории. — Слушай, а ты уверен… — Он колебался, не знал, как закончить.

— Нет, — отрезал я. — Будем разбираться. Закурить дай.

— Н-не курю…

— И давно?

— Н-никогда не курил…

Ладно. Я махнул рукой и шаткой поступью двинулся в глубь охраняемой территории. От затеи стрельнуть сигарету у напарника я отказался. Он заперся в будке и собирался до последнего держать оборону.

— Я позвоню Сергею Борисовичу, можно? — донесся слабый голос Головина. — Он вроде здесь, ему тоже сообщили…

— Не надо, — буркнул я, — не звони. Сам принесу благую весть.

— Хорошо, не буду… — Головин облегченно вздохнул.

Я шел, шатаясь, по щебеночной дорожке, иногда останавливался, разражался кашлем. Вновь сходило затмение, голова отказывалась работать. Ноги с трудом волочили отяжелевшее тело. Где моя суперсила?

Я опустился на лавочку, чтобы избавиться от одышки. Пропадала чувствительность — к боли, к холоду. Требовалась воля, чтобы подняться и продолжить путь между шеренгами кустарников.

Завершение ночи выдалось малооблачным. Природа словно извинялась за причиненные населению неудобства — ветер стих, осадков не было, даже облака разбредались, и в их разрывах угадывались звезды. До рассвета оставалось несколько долгих часов.

Я терял ориентацию — неведомым образом меня снесло с дорожки, и я оказался на центральной аллее парка. Парк Памяти Новосибирского крематория был образцом ландшафтного искусства. Находись он в городе, сюда бы приходили отдыхать семьями, по аллеям сновали бы мамы с колясками, а все скамейки оккупировали бы пенсионеры. В плане он представлял зеленый прямоугольник с круговой аллеей. Сквозные дорожки делили центральную часть на равные сектора.

Самая широкая, центральная, прорезала весь парк и выходила к главной лестнице крематория. На центральном пятачке, где сходились все дороги, возвышался скульптурный Иисус на распятии.

Я брел мимо строгих рослых фонарей, мимо колокола над дорожкой, мимо ангелов с крыльями, монументальных вазонов на каменных постаментах.

Фонари испускали приглушенный свет — здесь не было ночью темноты. Трава почти не жухла, ее регулярно подстригали. Ухоженные кустарники еще сохранили часть листвы. В летнее время здесь всегда множество цветов. Христианские символы чередовались буддийскими и мусульманскими.

«Мы не отдаем предпочтения одной религии, — объяснял Сергей Борисович, — здесь все равны перед вечностью, примиряются люди разных конфессий, и не имеет значения, что у них кардинально отличаются представления о загробном мире. Здесь неважно, богатый ты или бедный, коммунист или крайний либерал, грешник или праведник — смерть всех уравнивает. Путь в подземное царство отовсюду одинаков. А смысл нашей жизни в том, что она имеет свой предел…»