Боль в грудной клетке нарастала. Складывалось впечатление, что мое сердце стало птицей в силках, и сейчас неистово пытается из них выбраться.
— Сианета, от себя не сбежишь и не спрячешься. Ты готова девочка, пора показать нам свое лицо.
Слова мужчины долетали до меня словно издалека. Я сжимала виски ладонями, пытаясь унять нервную дрожь и будто надеясь, что от этого прекратится внезапная головная боль.
— Атенаис, — хрипло произнесла я. — Мое имя Атенаис.
— Нет, — жестко произнес мужчина, вдруг оказавшийся около меня. — Ты Сианета аль Таим.
Ответить не успела, он попросту положил свои руки на мою голову, причем одну на затылок, а вторую на лоб.
— Я приказываю, Сианета, явись!
Я не представляю, что он со мной сделал. Мне сложно объяснить все то, что происходило с моим телом и сознанием в тот момент, кроме боли и неясных, смутных образов перед глазами, я не видела ничего, ровно до той поры, пока будто не ухнула с высокой горы в бездонную пропасть, откуда доносились голоса моих матери и отца.
«— Я не знаю, что делать, — хриплым шепотом говорила мама, — она не слушается. Ее сила вышла из-под контроля, она неправильная…Ты видишь, как изменилось ее тело и…она не желает возвращать свой облик.
— Медея, ты же понимаешь, что в данной ситуации…
— Нам на пользу, да, знаю! Но мы должны уехать… кто она сегодня и насколько этот облик задержится?
Я слышу в голосе мамы отчаянье и всем сердцем желаю ей помочь, хотя горечь обиды и разъедает сердце. Что я такого сделала? Я ведь только играю. Просто играю, как делают мама с папой. Они тоже выбирают по картинке лица и становятся ими на время.
Мне уже десять, я хорошо понимаю, что могу сотворить с собой и мне это нравится. Это ведь так удивительно прекрасно, вдруг стать кем-то другим. Невообразимо красивей, взрослей… Нет, я ни за что не откажусь от образа, который выбрала почти месяц назад. Тем более, пусть и отдаленно, но я похожа на себя прежнюю… На меня обращают внимание и больше не задирают соседские мальчики, и ничего, что пришлось сказать, будто я старшая сестра Сианеты и зовут меня Атенаис. Так даже лучше!
— А Корвин…он же копия деда! Он иногда смотрит так, что мне становится страшно. Словно передо мной отец, который готов назначить наказание.
— Ты не виновата, милая, это не твоя вина, ш-ш…»
Сквозь пелену боли на миг в сознание прорывается разговор незнакомца и Дамира. Я слышу их голоса отчетливо, но совершенно не понимаю, о чем они говорят. Меня с невообразимой силой тянет обратно, туда, где я была маленькой и непослушной, а рядом со мной находились мои родители.
«— Сианета… — зовет мама.
— Атенаис, — уже привычно поправляю ее. — Я теперь Атенаис, мама.
— Хорошо, Атенаис, — соглашается она, — присядь, детка.
Я послушно забираюсь с ногами на ее кровать и привычно кладу свою голову на ее плечо.
Я люблю такие моменты с матушкой. И точно знаю, что она будет говорить нечто важное, такое, что я должна буду обязательно исполнить. Я считаю себя взрослой, ведь теперь понимаю многое, к примеру, что мы вынуждены переезжать с места на место не просто так, а потому, что мама и папа убегают от кого-то злого и страшного.
— Мы летим на Землю, — не разочаровывает она меня. — Тебе ведь нравится твоя внешность, верно, солнышко?
— Да, очень.
— Так сильно нравится, что ты больше не станешь его менять? — уточняет мама и я энергично киваю, забыв, что вообще-то голова у нее на плече, и мое движение может причинить ей боль. — Тогда пообещай мне, что с этого момента, ты не станешь экспериментировать, что будешь Атенаис вне зависимости от того, что с тобой может случиться. Пообещаешь, детка?
— Всегда? — широко распахиваю глаза, не веря, что мне разрешили оставить этот образ.
— Всегда, — будто нехотя говорит мама.»
Я чувствую, что меня куда-то несут, но не делаю попытки сопротивляться. Пусть несут, лишь бы еще раз окунуться в омут памяти. Что-то должно быть еще, что-то, что давно лишило меня этих воспоминаний.
«Сегодня мой день рождения. Мне исполняется тринадцать лет. Я вновь ругаюсь с Корвином. Он такой противный всезнайка. Брат абсолютно не слушается родителей, ему не нравится, как те выглядят. И свой облик он ненавидит и постоянно хнычет перед мамой, а папе постоянно говорит гадости.
Мы в очередной раз ругаемся, и брат обещает, что устроит мне пакость на празднике. Его изощренный ум может придумать всякое, я точно знаю, что он не поскупится на месть. Ничего банального ждать не стоит. Пусть он и мелкий, однако в сообразительности может поспорить с любым взрослым.
Меня спасает внезапное появление мамы. Она уводит Корвина, где непременно поговорит о его неправильном поведении, и я успокаиваюсь. Ничего плохого точно не будет. И ошибаюсь.
В самый разгар праздника, перед всеми гостями Корвин обернулся в маленькое пушистое животное. Он нарушил главное правило нашей семьи: не показывать остальным, что мы умеем делать. Корвин осознанно его нарушил! Для всех мы были людьми. Такими же обыкновенными, как и многочисленное население Земли. Просто брат был невероятно умным, а я очень красивой. Нас ним иногда ядовито сравнивали, постоянно говорили, что старшему ребенку мозгов не хватает, зато у младшего из семейства Миат нет той красоты, что у их дочери. Я все еще смотрю на стул, где сидел брат, а теперь находился зверек с такими же синими глазами, как и у Корвина. Меня переполняет гнев и страх, и кажется, что еще чуть-чуть и я взорву пространство.
Не кажется, сила вырывается из меня, и все, что было в доме стеклянного осыпается крошкой. Пол ходит ходуном, а у меня перед глазами встает туман. Гости с криками падают, кто-то даже пытается сбежать из комнаты. Я ненавижу Корвина и мечтаю придушить эту мелочь. Все заканчивается резко. Как будто меня по голове ударили. Я отключилась так быстро, что даже не успела сделать и шагу к брату. И жалею об этом до последнего, жалею, что не успела свернуть шею тому зверьку, которым он стал»
В себя я пришла рывком. Ни капли не удивилась тому, что находилась в своих покоях.
Я смотрела в потолок, полностью игнорируя Тайру, которая попыталась что-то сказать, но видя, что я скривилась, замолкла, а после и вовсе вышла. Говорить ни с кем не хотелось.
Даже спрашивать, сколько по времени я блуждала в воспоминаниях.
То, что это явно был не один день я понимала отчетливо. Слишком огромнейший пласт информации был сокрыт в моем сознании и теперь был бескомпромиссно выдернут наружу. Я задавалась вопросом, если Корвин вспомнил все раньше меня, почему же вел себя так, будто бы ничего не случилось?
Мы оба заработали наши ментальные блоки благодаря ему! Его выходка послужила тому причиной!
И наши родители не придумали ничего лучше, чем привить мне вместо ненависти, которую я испытывала к брату — любовь. Всепоглощающую, жертвенную, практически материнскую. А ему — послушание на грани нормального.