Слезы печали - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Холт cтр.№ 92

Харриет настаивала на том, что ей необходимо продолжать изучать с детьми пьесы и разыгрывать перед ними сценки. Сначала Грегори Стивенсу это показалось излишним, но вскоре он согласился с тем, что знания Харриет и ее умение заинтересовать мальчиков литературой пойдут им на пользу.

Карлтон занимался с ними верховой ездой, стрельбой, соколиной охотой и фехтованием. В этом ему помогал Грегори Стивене, и все мои опасения таяли, когда я слышала восторженные крики триумфа и возбужденную болтовню. Я стала понимать, что Карлтон был прав и я напрасно боялась того, что Эдвин пострадает, обучаясь чисто мужским занятия.

Я проводила много времени со своей дочуркой, которая уже начала проявлять характер, оказавшийся несколько независимым, что было и неудивительно, принимая во внимание личность ее отца. Меня сердило, что Карлтон почти не проявлял интереса к Присцилле, и я решила, что холодность отца мне следует компенсировать своей любовью.

В начале весны я вновь забеременела. Карлтон был вне себя от радости. Он не сомневался в том, что на этот раз я сумею родить ребенка нужного пола. Его страстное желание иметь сына беспокоило меня.

Он не мог говорить ни о чем другом. Он был так нежен и осторожен со мной, что это не могло не радовать меня, однако временами я ощущала обиду.

Я сказала ему:

— А что, если это опять будет девочка?

— Не будет, — твердо сказал он, как будто мог распоряжаться этими вопросами. — Я знаю, что на этот раз появится сын.

— Это абсурд, — сказала я, — у тебя есть чудесная дочь, а ты ее почти не замечаешь.

— Ты подаришь мне сына, Арабелла! Я знал об этом с самой первой нашей встречи.

Я начала волноваться. Салли Нуленс заметила это.

— Это нехорошо для вас, — сказала она. — Перестаньте-ка. Сидите себе спокойненько да ждите. Хотелось бы мне последовать ее совету… Когда я оставалась одна, в мою спальню часто заходила Харриет. Ей нравилось сидеть и смотреть, как я шью детское приданое. Мне это доставляло огромное удовольствие, хотя портнихой я была не Бог весть какой.

— Карлтон вне себя от счастья, — сказала Харриет, озабоченно глядя на меня. — Ты встревожена, Арабелла.

— Я просто хочу, чтобы все это побыстрее кончилось. Я хочу лежать вот в этой кровати и чтобы рядом в колыбельке лежал мой сын.

— Наверное, он потеснит мадам Присциллу.

— Никто не сможет изменить моих чувств к ней, — сказала я.

— Конечно же, нет. Ты идеальная мать. Ах, Арабелла, как многое успело с нами случиться за все эти годы! Мы обе стали матерями… Обе носим фамилию Эверсли. Тебе не кажется это странным?

— То, что мы обе Эверсли? Да, тут потребовалась некоторая изобретательность.

— Опять ты за старое! Ну, а почему бы немножко и не поизобретать? Разве Тоби был когда-нибудь таким счастливым, как сейчас?

— В этом ты права. Но женитьба на тебе потребовала от него чрезмерного напряжения. Это совершенно очевидно.

— Ты имеешь в виду его сердечный приступ? Я очень забочусь о нем, Арабелла. Я люблю его. О да, это действительно так! А кроме того, в каком положении оказалась бы я, если бы он умер?

— Этот дом все равно оставался бы твоим.

— Надеюсь, что так. Но старая леди не любит меня. Карлотта меня ненавидит. Карлтон… — Она рассмеялась. — Вот видишь, на моей стороне только ты. Но и ты меня иногда подозреваешь. А вот если бы я была сейчас беременна, если бы я собиралась родить сына… Тебе никогда не приходило в голову, что мой сын был бы следующим наследником после твоего Эдвина? Если бы он родился до того, как ты родишь сына… или, возможно, не родишь…

В комнате повисло молчание. У меня вдруг появилось неприятное чувство, что мы здесь не одни.

Я оглянулась.

В дверях стояла Салли Нуленс, держа в руках чашку.

— Вот, я принесла, — обратилась она ко мне. — Хороший крепкий бульон. Это то, что вам нужно.

* * *

Это произошло поздно ночью, после полуночи, как я сообразила позднее, когда ко мне вернулась способность соображать. Мы с Карлтоном уже спали, но нас разбудил крик. Мы оба сели в кровати, и в колеблющемся свете свечи я узнала фигуру Харриет.

— Арабелла, Карлтон, быстрей! — кричала она. — Тоби плохо!

Мы вскочили с кровати, набросили на себя пледы и побежали в комнату, где жили Тоби и Харриет. Тоби лежал в кровати с мертвенно бледным лицом и выпученными глазами.

Подойдя к нему, Карлтон пощупал пульс, затем приложил ухо к его груди.

Когда он повернулся, по выражению его лица я поняла, что Тоби очень плох.

— Наверное, нужен врач? — спросила Харриет.

— Да, — сказал Карлтон. Она выбежала из комнаты.

— Карлтон, — спросила я, — мы можем что-нибудь сделать?

— Принеси немного бренди. Но я боюсь, что… Я подошла к буфету и налила в стакан бренди. Его держали в этой комнате с тех пор, как с дядей Тоби приключился первый приступ. Карлтон поднес стакан к губам больного и попытался влить бренди ему в рот, но оно стекало по подбородку.

— Слишком поздно! — пробормотал Карлтон. — Этого я и боялся.

В комнату вернулась Харриет.

— Я послала одного из слуг, — сказала она. — О, Господи, он выглядит… ужасно.

— Возможно, уже поздно, — сказал Карлтон.

— Нет… — прошептала Харриет.

Она зашла с другой стороны кровати. Карлтон бережно поправил подушку Тоби. Мы стояли и молча смотрели на него. Потом Харриет сказала:

— Побыстрей бы уж приходил доктор. Как он долго!

— Слуга только что отправился к нему, — напомнил ей Карлтон. — Должно пройти не менее часа.

Вновь наступило молчание. Я стояла в голове кровати, Харриет по одну ее сторону, а Карлтон — по другую.

Позади нас послышалось тяжелое дыхание, и в комнату вошла Карлотта.

— Я услышала какую-то беготню. Что случилось?

— У дядюшки приступ, — ответил Карлтон.

— И… серьезный?

— Боюсь, что очень серьезный.

— Ах, бедный, бедный дядя Тоби! И вновь молчание. Я слышала, как на каминной полке зловеще тикают часы.

Мы стояли вокруг кровати как статуи. Меня поразил вид Карлотты. Казалось, она знает что-то, недоступное мне.

«Чепуха! — сказала я себе. — Ты переутомлена. Все дело в твоем состоянии».

Мне вдруг пришло в голову, что мы образуем живую картину, полную скрытого смысла, который я не вполне понимаю.

Последующие дни были окутаны печалью.

— Две смерти одна за другой, — сокрушалась Матильда. — Ах, как я ненавижу смерть! Он был так счастлив, так полон любви!