Роузуотер - читать онлайн книгу. Автор: Таде Томпсон cтр.№ 20

Я вижу, где их убивали. Ручейки крови, следы волочения на земле, красные лужи. Удивительно, но мух нет. Я уже привык к страданиям, но то, что я вижу, выбивает меня из благодушного состояния. В этом костре из человеческих дров видно движение.

Странно, что я сразу этого не заметил. Большинство конечностей дергается, корчится. Они что… живые? Эти ублюдки что, сжигают их живьем? Но… криков не слышно. Вот глаз, выскочивший из глазницы, но он смотрит на меня. Я вижу, как зрачок меняет размер. Немигающий, выбитый глаз фокусируется на мне. Он видит. Он меня видит.

Возможно, я слишком взвинчен, или мне надоело жить, но я начинаю орать на ближайшего солдата. Не помню, что я говорю, но помню блеск в его глазах и изгиб его губ.

Потом он бьет меня, и я вырубаюсь.

Я провожу два дня в яме, прежде чем Феми меня вытаскивает.

– Ты сдурел? Это же отряд ликвидаторов, – говорит она.

– Они жгли людей заживо, Феми.

– Не людей и не заживо.

– Что ты несешь?

– Помнишь того генерала с раком простаты? Исцеление было настоящим. Все, кто был там в тот момент, вылечились. Мы думаем, что, когда купол открылся, он выпустил какие-то ксеноформы, исцелившие людей поблизости.

– Это значит, что чужой не совсем разочаровался в человечестве.

– Да, – говорит Феми.

– И при чем тут сожжение людей?

– Ксеноформы поработали слишком хорошо. Большинство могил в лагере неглубокие.

– Они подняли мертвецов?

– Но не как Лазаря. Это, скорее, ожившая плоть. Исцеленная, с бьющимся сердцем, открытыми глазами, теплым телом, но без… жизни. Ни воспоминаний, ни души, ни понимания, кем они прежде были. Нам пришлось снова их убить, и смерть их пришла не просто.

– У них внутри ксеноформы?

– Нет. Наши анализы показывают, что ксеноформы просто лечат и исчезают. Ученые полагают, что они вернулись в купол перед закрытием.

Феми садится в джип, бросив меня, грязного, в этих перенаселенных трущобах. Она оставляет мне денег, сертификат неприкосновенности, закодированный в имплантат, автоматический пистолет «Смит и Вессон», запас кетоконазоловой мази и пожелание удачи.

В одной из лачуг предлагают стрижку и бритье. С нее я и начинаю.

Я смотрю на Лайи, этого прекрасного юношу, и не могу придумать, что бы сказать. Обычно я вру, чтобы выкрутиться в таких ситуациях. В Роузуотере не так много людей, бывших тут с самого начала и знающих, каким я был тогда. Многие догадываются, что я непростой человек, но я стараюсь не высовываться, а в мире всегда есть множество большегрудых старлеток, которые быстро завладевают вниманием публики. Иногда я прихожу на футбольный матч или концерт, и кто-нибудь начинает на меня пялиться. Несколько раз со мной заговаривали, но так уверенно, как Лайи, – никогда.

Входит Аминат.

– Он тебе заливает про свои теории заговора?

Она целует меня, и Лайи делает вид, что его сейчас вырвет.

– Перестань. Я не хочу это видеть. – Он поворачивается ко мне. – Ты был в Роузуотере с самого начала.

Какого черта!

– Ты прав, был. Это я на видео.

Лайи улыбается.

– Я понял это, как только тебя увидел.

– Правда? Ты был молельщиком? – спрашивает Аминат.

Молельщиками в остальной Нигерии называют основателей Роузуотера. Поскольку большинство из них страдали от СПИДа или неизлечимого рака, слово приобрело нехороший оттенок.

– Ну, нет. Я был там по делу.

– Как это было? – спрашивает Лайи. – Я прочитал все, все мемуары, посты в блогах, письма и рассекреченные документы. Я слушал все передачи об этом. Я впервые встречаю человека, который был там лично.

– А я как же? – спрашивает Аминат.

– С самого начала. Я имею в виду, с самого начала. Ну, Кааро, как это было?

– Довольно фекально.

– В смысле? – спрашивает Лайи.

– В смысле говенно, – говорит Аминат.

– Да, я знаю, что это значит, но по-моему, он имеет в виду – буквально.

– Угадал. Пахло в основном дерьмом. Сначала животным, потому что рядом была ферма, но вскоре стало еще хуже. Канализации не было. Люди просто рыли неглубокие ямки, делали свое дело и закапывали. Иногда и ямками не заморачивались. Потом стало невозможно никуда ходить, потому что, ну, знаете, всякое случается. Тогда стали использовать берега Йеманжи. Там был обрыв, с которого можно было это делать, и течение все уносило. Поначалу. Из-за вспышек дизентерии и диареи в лагере пострадали дети. Мы собрались вместе, провели несколько городских советов. Это неудобно, когда поселение имеет форму кольца. Надо отправлять глашатаев вокруг Утопия-сити, а это занимает вечность. Мы дали взятку армейцам, чтобы те привезли экскаватор из инженерных войск, и устроили дренажную систему. Это немножко помогло, но прошла еще куча времени, прежде чем федеральное правительство направило к нам санинспекцию. Ароматы в Роузуотере были ужасные. У моей палатки долгое время валялась дохлая лошадь. Она раздулась, потом из нее полезли опарыши, потом она высохла и перестала вонять. И, конечно же, были еще тела реаниматов.

Аминат прищуривается.

– Значит, когда мы говорим «Роузуотер»…

– Ага, – отвечаю я, – мы имеем в виду совсем другое. Настоящее название города, кстати, «omi ododo», что значит «Цветочная вода». Там было мерзко.

– Тебе там нравится? – спрашивает Лайи.

Я замолкаю, потом говорю:

– К этому привыкаешь.

Какое-то время я брожу по участку. Внутри дома у меня странное ощущение – из-за цепи и еще потому, что я не чувствую ксеносферы. Лайи, похоже, думает, что я вышел покурить, и я его не разуверяю. Он так активно проявляет доброту, что мне нужно от нее отдохнуть. Я направляюсь по усыпанной гравием дорожке от задней части дома к восточной стене, под ногами хрустят камешки. Связи постепенно восстанавливаются. Сначала я чувствую садовника, сигнал четкий, как парламентский акт. Его зовут Бернард Окойе. Я вижу его сны. Во сне и в мыслях он видит себя молодым. Он любит женщину по имени Сесилия. В прошлом ему не удалось добиться ее руки. Он начал учиться, но его отец…

– Привет, Грифон.

Эти слова выталкивают меня из лагосского дня, и я оказываюсь в поле. Льет прохладный легкий дождик. Слоновая трава достает до пояса. Вокруг красно-коричневые холмы, поле лежит на дне долины. Никаких деревьев. Я оборачиваюсь и вижу Молару.

– Привет, – говорю я.

Она снова изменилась. У нее все еще крылья бабочки, синие, с черной каймой и пятнышками. Крылья трепещут, но у нее больше не тело насекомого. Теперь она женщина. Коренастая, крепкая, мускулистая женщина с подтянутым круглым животом и маленькими бугорками грудей. Лицо угловатое, острый подбородок, резко очерченные скулы, приплюснутый нос, большие глаза. Темная поросль лобковых волос.