Земля случайных чисел - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Замировская cтр.№ 78

Капа покачала головой.

– У меня зубы, – сказала она. – А событие можно? Например, как я первый раз поцеловалась с мальчиком?

– Только без имени. А так можно. Когда в следующий раз будешь жить, во время первого поцелуя, например, испытаешь что-то вроде дежавю. Это хорошая вещь, девочки твоего возраста часто такое выбирают. Еще у нас одна девочка выбрала воспоминание о том, как написала первое стихотворение. Она его потом с нуля напишет, понимаешь? А один мальчик, который песни сочинял, выбрал песни – но потом приходил к нам и жаловался, что талант пропал, ни петь не может, ни играть, не помнит даже, как аккорды на гитаре брать, его учат, а он забывает. Я ему говорю: э, милый, так ты же сам это выбрал перед операцией, а он мне: я не помню. Так потому-то и не помнишь! Короче, теперь мы подписываем договор, где никаких жалоб, если потом что-то не можешь вспомнить. Выбор есть выбор.

– Получается, я могу забрать у того человека, который получит мое тело, какие-то собственные воспоминания и унести их с собой? – переспросила Капа. – Это нечестно по отношению к нему.

– Так трогательно, что ты об этом думаешь, – заморгала доктор, – Ну вот и выбери что-то такое… безболезненное. Новый год в детском саду, костюм снежинки. Книжку, которую тебе читала мама перед сном. Любимую песню группы «Абба».

Капа три дня думала и что-то выбрала.

До этого она сходила к зубному врачу и объявила, что зуб болит просто чудовищно. Врач сделал снимок, зуб был здоров.

– Боль невыносимая, – призналась Капа. – Она как электрический разряд выстреливает вот сюда, в глазницу. Я не могу. У меня страховка!

Капу усадили в кресло, сделали ей укол и удалили нерв в крепкой ее костяной семерочке.

– Такой хороший зуб, непонятно, почему там что-то не так, – удивлялся врач.

Капе в целом понравилось, но ничего экстраординарного. После того, как ей запломбировали каналы, зуб потерял чувствительность – оказалось, что во всех остальных зубах она, чувствительность, все же была; и воздушное волнение, которое она испытывала, разгрызая грецкие солоноватые орехи, было именно – чувствительность, чувствительность.

Потом она увиделась со стариком в последний раз.

– Я уже на днях должен буду лечь на вычитку, – сказал он. – Очень страшно.

– Да ладно, тебе-то чего бояться, – хмыкнула Капа. – Ничего страшного.

– Это тебе нечего бояться, – возразил старик. – А я буду лежать десять дней на вычитке. Это вместо сорока девяти, как надо в книге – в ускоренном режиме. Причем я эту книгу в твоем возрасте много раз читал, но это была, как бы тебе сказать. Литература. Я не думал, что это – ну, как поваренная книга, что ли. Рецепт. Ингредиенты. Правила. Щепотку не того кинешь, дернешься, кастрюльку уронишь – все, будет провал.

– А что за книга? – спросила Капа. – Я ее читала?

– Тебе уже не надо, ты ее уже фактически написала, – улыбнулся старик. – Мы когда весну твоего пятнадцатилетия переписывали, помнишь? Белый ворон без костей, собака с девятнадцатью зубами мудрости, первый твой опыт с ЛСД.

– Помню, – сказала Капа. – Мама прочитала и за ночь бутылку виски выдоила, хи-хи. Иногда мне кажется, что мы с тобой – великий писатель, и у нас только один великий читатель, и мы его гениально обманули.

– Мы еще и не так всех гениально обманем, – сказал старик. – Я тебе обещаю, друг.

– Я тебе не друг, – сказала Капа. – У меня нет друзей. Нам надо как-то прощаться?

Тут она поняла, что если обнимет старика или хотя бы возьмет его за руку, то впервые за эти несколько месяцев разрыдается, и тогда все, точно смерть всему.

– Да зачем прощаться, – сказал старик. – Мы ж только встретились. Списки только все сожги, что я тебе давал. Иначе у меня проблемы будут на вычитке. Все рукописное мое, что у тебя, – все жги. Дневники ты своей рукой писала, это нормально, это можно.

– Вас понял, – отрапортовала Капа, швырнула в старика подушку (он мгновенно ее поймал, только слегка дернув сухой своей полупрозрачной рукой, – какая отменная реакция, в очередной раз поразилась Капа) и выбежала за дверь. Запомнила только золотые окна в доме напротив, стеклянный непрозрачный лифт вниз и вправо, как во сне, и эту библиотеку, в которую, наверное, еще не раз придет, но наверх уже никогда, больше никогда.

Слишком много никогда, угрюмо подумала Капа, как только взрослые с этим вообще выживают.

Потом она пришла домой к Максу поздно вечером с бутылкой вина и объявила, что ей необходимо лишиться девственности, потому что она боится, что скоро умрет с этим бесперспективным лечением от астмы, а умирать без такого опыта нечестно.

Макс смутился, что-то бормотал, тихо-тихо провел ее в свою комнату, чтобы не слышали родители. Они легли рядом в одежде, Капа запустила холодные руки под его зеленую даже в темноте рубашку, Макс ойкнул, словно его ударили в солнечное сплетение ледяной боксерской грушей без части человека внутри. Капа закрыла глаза и почему-то открыла их уже утром – они с Максом лежали под цветочным совершенно детским одеялом, Капа была в одних трусах.

– Черт, – сказала она. – Что за фигня. Это что-то новенькое. Что это было?

– Ты ненормальная, – сказал Макс. – Срочно уходи. Или нет, стой.

Капа быстро и браво, как солдат, оделась, спустилась вниз (к счастью, родители Макса уже уехали на работу) и побежала домой.

– Ты где была? – спросила мама, которая все это время сидела, видимо, на кухне и сверлила взглядом дверь (Капа заметила, что дверь выглядела как-то очень насверленно).

– Нам нельзя говорить, где мы были, что мы делали, о чем беседовали, кого куда пересаживают, – огрызнулась Капа. – Хватит, может, уже спрашивать? Это же я все по твоему приказу делаю. Терпи, блин. Сама подписалась.

Мама уронила голову на стол и заплакала.

Капе стало стыдно. Она подошла к маме, обняла ее за плечи.

– Мама, – сказала она, – черт, не надо этого вот, пожалуйста. Я тебя все равно люблю, ты же понимаешь. И если бы ты умирала, мне было бы еще хуже, чем тебе, ведь у меня бы даже никакой надежды не было.

– Опять ты ерунду говоришь, – сказала мама гадким голосом.

Тем не менее, Капа с ней попрощалась. О том, что это было именно прощание, ей подсказало ее полнейшее хладнокровие – ей не хотелось показательно грызть фарфоровую чашку, кровохаркать в яичницу, хлопать дверью и слушать какую-нибудь музыку на полной громкости, когда мама тихо пищит из-за двери свое мышиное открой, я тут прочитала. Пруст, поняла Капа, это будет ее новый любимый писатель после меня. После меня, после меня. Лучше не думать об этом, что у кого там будет после меня.

Чтобы попрощаться с отцом, она поехала к нему на работу – отец все эти месяцы работал допоздна и возвращался домой, виновато щелкая дверью, когда Капа уже спала или читала, запершись в своей комнате.