Теперь, видимо, настала очередь Тарины познать все «прелести» беременности. И это явно не токсикоз.
Арилеса же до сих пор не вышла замуж, с удовольствием и азартом постигая стезю боевого мага. Ориана иногда переживала за нее. Особенно после восторженных рассказов Лесы о некоторых заданиях. В таких случаях дочь подсаживалась к ней, обнимала и простительно говорила:
– Ну ма-а-ам, я же осторожно! Ты ведь мне веришь?
Арилеса очень легко начала называть Ориану мамой. Скорее всего, из-за того, что росла без матери и всегда мечтала ее иметь. Да и целительница не была против. Наоборот, только радовалась. Она сразу полюбила проказливую, но такую добрую девчушку и с гордостью называла ее своей дочерью.
А вот с Тариной обстояло немного сложнее. У нее уже был один отец, которого девушка слишком сильно любила. Поэтому она никак не могла назвать Райта папой. Пусть и радовалась за свою мать, видя ее счастье, но не подпускала виконта близко к себе. Их общение напоминало отношения хороших знакомых, а не родных людей. Рине понадобилось несколько лет, чтобы более или менее привыкнуть к Райту. И только после этого они начали немного сближаться. Сложность была еще в том, что между отцом и дочерью было мало общего. Он – виконт, боевой маг, бывший начальник отдела расследований магических преступлений и мэр города. Она – целительница, далекая от политических дрязг и подковерной борьбы аристократов, еще такая молодая и плохо знающая мир. И все же они старательно искали точки соприкосновения, знакомясь и узнавая друг друга.
И когда спустя семь лет она все же назвала его отцом, счастью Райта не было предела. Правда, потом он не раз со смехом вспоминал, что в тот момент ему скорее нужно было прятаться от разгневанной дочери, чем радоваться такому подарку. А все дело в том, что виконт сильно простудился, но все равно продолжал работать. Ориана была беременна младшим, и вдовствующая маркиза пригласила ее погостить у себя вместе с Лером. Вот Райт и пустился во все тяжкие, никем не контролируемый. Пока в гости не приехала недавно вышедшая замуж Тарина и угрозами не выгнала отца из рабочего кабинета. Дочь так громко и яростно ругалась, что виконт сначала и не понял, когда она начала называть его папой. Ну а после из него можно было вить веревки, настолько он был рад.
– О чем задумалась, родная? – прошептал Райт, подкравшись к Ориане сзади и обняв за талию.
– Вспоминала прошлое, – честно призналась она, накрыв его ладони своими руками и положив голову на плечо. – А еще думала, что скоро у нас будет невероятно весело и шумно.
– Ну да, дочки ведь приезжают, – согласился виконт, целуя волосы жены. – Рина опять будет ворчать на Кайла, что тот слишком волнуется. А Леса зацелует и затискает братьев.
– И они конечно же ей это позволят, ведь тогда она расскажет им о своих невероятных приключениях на службе, – хмыкнула целительница, наблюдая за возящимися в траве сыновьями.
Восьмилетний Лер щекотал Адара, а тот, тонко повизгивая, пытался отбиться от брата. Глядя на эту идиллическую картину, Ориана и сама расплылась в улыбке.
– Как же хорошо… – сказала она, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Что именно? – уточнил Райт.
– Что вы все есть у меня, – ответила женщина, повернув голову к мужу.
– Мы тоже тебя очень любим, – проговорил виконт и накрыл ее губы своими.
Ори довольно вздохнула и, повернувшись, крепко обняла любимого.
А над ними светило яркое солнце, ветер шумел в кронах деревьев, невдалеке смеялись двое светловолосых мальчуганов… Жизнь была прекрасна!
Есть в каждом человеке демон,
Что воет в полуночи тьмы,
Мечтая вырваться из плена
Гранитных стен своей тюрьмы,
Стремится разорвать оковы
И завладеть твоей душой,
Чтоб в омут окунуться снова
Безумья… позабыв покой…
И ночью липкой, как болото,
Ты раздраженно вспоминал,
Как посмотрел с усмешкой кто-то,
Сказал не так, как ты желал.
И мысли черные по венам
Ускорят злобы кровоток –
Что было – все покрылось тленом:
Улыбки, смех, любви глоток…
Теперь застынет перед вами
Не тот, кто терпеливо ждал,
Был делом скромен и словами
И счастья искренне желал.
Мой демон скрыт, давно… надежно…
В далеких уголках души,
Окутанный цепями прочно
И позабытый в той глуши,
Тропа к которой в чаще скрылась.
Но все ж ключи… ключи со мной,
Я выбросить их не решилась…
Теперь же, позабыв покой,
Все жду, когда же он очнется
И, душу в лоскутки порвав,
Ехидно, жестко улыбнется…
…К себе прижав.
И чашей, полною той боли,
Что накопилась, угощу
Всех тех, кто был мне очень дорог, –
Остановиться не хочу.
А до тех пор… Пусть спит…