Еще через неделю я все же встал, а спустя два дня после этого начал ходить в туалет сам. Ждал я этого больше всего на свете. Хоть и привык к Вале, да все одно стесняюсь. Валюша постоянно намекает, чтобы я не возвращался в строй. Прямо не говорит, все вокруг да около, но смысл понятен. Конечно, ей как женщине хочется уюта и покоя, а какой уж тут покой, когда враг буквально за порогом твоего дома стоит. Это даже не на соседней улице, это…
Дни тянулись медленно, но все же вот уж и август заканчивается. Я почти здоров, в груди не болит, только кашель остался, да и тот редкий. Ноги совсем в порядке стали, их и посекло-то несильно. Наступил день, когда я решил уходить из деревни. Куда, пока не знаю, но нужно к нашим пробиваться. Понимаю, что до фронта хрен знает сколько верст, но как-то все же нужно добраться. Вообще, по обрывкам фраз немногих местных я понимал, что я где-то в Белоруссии, но вот где точно, не знаю. Деревню дед Захар назвал как-то чудно, один раз:
– Что? Как нашу деревеньку кличут? – на мой вопрос дед Захар даже удивился. – Так вроде при царе была безымянной, а при Советах, когда перепись проводили, вроде как Лесной прозвали. У меня вроде в документах так написано… – вот и весь сказ. Их при царе как бы вообще не существовало. А секрет того, что за два месяца фрицы сюда лишь раз заглянули, был в болотах и лесах. Очень просто. Когда я начал, наконец, ходить и мог уже делать небольшие пешие прогулки, я разведал местность вокруг. Заодно грибов притащил на всю деревню. Наша деревня находилась в окружении болот, на окраине очень старого леса. Сюда идти только если специально. Просто для того чтобы проехать мимо, фрицам нужно делать приличный крюк от дороги. А на фига им это? Есть пути и прямее, и проще в прохождении. За два месяца мы ни разу не слыхали шума моторов, только от пролетающих далеко в стороне самолетов. Вот и вышло так, что я имел возможность спокойно отлежаться. А до дороги, причем обычной проселочной, отсюда аж двадцать верст. О как.
С Валентиной мы жили последний месяц как муж и жена. Ага, это все же случилось. Даже Елизавета Васильевна не возмущалась, узнав о наших отношениях. Случилось все как-то спонтанно, я вначале даже обалдел. От самого себя обалдел. Когда мне стало лучше настолько, что я свободно ходил, я попросил деда Захара истопить баню. Она тут только у него и была, в хорошем состоянии. Сосед исполнил мою просьбу, а заодно так меня отхреначил веником, что дурно стало. Открыв дверь в предбанник, сосед вышел, оставив меня в чувство приходить, ну, а я наслаждался сладкой истомой, что разлилась по телу. Было очень хорошо, я лежал на лавке с закрытыми глазами и не заметил, как кто-то пришел. Когда меня облили из ковша, я открыл глаза и увидел Валю. Та стояла с куском мыла и смотрела на меня. Я хлопал глазами от удивления и увиденного. А посмотреть было на что.
– Давай я тебя помою, – сказала она и начала намыливать меня. В бане все еще было жарко, а одета она была в простую белую рубаху, длинную, ниже колен. От жары Валюшка вся покрылась испариной, а рубаха прилипла к телу. Вот тут я и почувствовал, что почти полностью здоров. Грудь у девушки была настолько аппетитной, я и раньше догадывался, что под одежкой она хороша, но тут я разглядел ее всю наконец. Ведь девчата сейчас других нравов, одеваются просто и закрывают тело, даже волосы постоянно убраны и прикрыты платком. А тут… Волосы рассыпаны по плечам, грудь торчком, темные круги проглядывают сквозь намокшую рубаху и… манят, черт возьми! Даже не разглядывая что-либо еще, я просто вытянул руки и, проведя ими по щекам девушки, притянул к себе. Удивлению не было предела, когда я не почувствовал толчка или удара. Девушка была согласна. Нежно, стараясь быть настолько аккуратным, насколько это возможно, я целовал Валентину в губы. Получал неловкие и неумелые ответы, не обращая на это внимания. Мне просто захотелось вдруг сделать так, чтобы это девчонка почувствовала себя на вершине блаженства. Ждать каких-то действий от нее самой было бы глупо, я все взял в свои руки. Правда, почувствовав в одном месте осторожную хватку, удивился. Девушка явно не хотела бездействовать. Причем, черт, это было очень приятно. Чуть отстранясь, я потянул вверх ее рубаху, и Валя не сопротивлялась. Когда открылась удивительно большая, но крепкая молодая грудь, у меня сперло дыхание. Я вдруг вспомнил, когда у меня последний раз была женщина. Давно это было. Нежно, едва касаясь, я покрывал ее тело поцелуями. Я наслаждался сам и старался растянуть удовольствие для нее. Язык осторожно блуждал везде и всюду, заставляя девушку трястись то ли от страха первого раза, то ли от удовольствия. Думаю, тут все вместе было. То, что она невинна, я и так понимал, молодая же еще, да и в какое время живет. Валя тем временем тоже не сидела сложа руки, распаляя мое и без того сильное желание. Когда же мы, наконец, слились в одно целое, простонав, Валюшка выдохнула мне в ухо:
– Я твоя жена! – и расслабилась, потому как ей стало очень хорошо. Как и мне, конечно.
А еще, вечером, когда легли спать, уже вместе, конечно, она рассказала на ухо:
– Мне всегда думалось, что когда ЭТО случится, мне будет больно, боялась, как дурочка. А это так хорошо, что, кажется, даже и умереть теперь можно спокойно.
Тогда я ей сказал просто, но всерьез:
– Я очень счастлив, что ты стала моей женой.
А девушка, прижавшись ко мне, ответила:
– Я тебе сыночка рожу, обещаю! – На это я не знал, что ответить, поэтому просто поцеловал ее крепко, и мы уснули.
С тех пор мы зачастили в баню. Дед Захар лишь один раз сказал:
– Эх, где мои молодые годы! – Больше разговоров и не было. Валентина была просто ураганом в постели, а мне было чертовски приятно, что девушка получает удовольствие. Нет, я и сам был в полном восторге, только для меня очень важно, что чувствует женщина. Я был очень удивлен, обнаружив в молодой девчонке сороковых годов такой ураган чувств и эмоций. Она готова была любить меня каждую секунду, а я старался соответствовать ее ожиданиям и отвечал ей взаимной любовью.
– Может, все же пойдем вместе? – Эта попытка девушки пойти со мной, была, наверное, уже сотой. Я не хотел брать ее с собой. Деревня, в которой я так чудно подлечился, реально была в захолустье. Туда за все время, что мы там жили, так никто и не заглянул. Вот пусть так и будет. Тем более, Валюшка рассказала, хоть и сомневаясь пока, что вроде как ждет ребенка. Срок пока никакой, может, это и вовсе «ложная тревога», но мне было страшно за нее. Поэтому и оставил ее здесь. Даже представить себе не мог, как вообще это будет выглядеть. Боец выходит из окружения с беременной девахой. Не то чтобы это как-то неэтично. Просто тяжело это, путь-то предстоит весьма и весьма неблизкий и тяжелый. Кто знает, может, меня и вовсе убьют где-нибудь совсем неподалеку, а что будет с ней? Даже представлять не хочу.
Я действительно надеялся на удаленность деревни от внешнего мира, точнее, только на это и была надежда. Как я буду жить, зная, что на оккупированной территории живет МОЯ женщина, я не знаю, надеюсь, все будет хорошо. Если честно, то вот именно сейчас, как бы некрасиво это ни звучало, но я должен о ней даже забыть. Забыть не потому, что она для меня была увлечением, даже и в мыслях не было ничего такого. Просто я иду воевать, а если буду все время думать о ней, то просто погибну в первом же бою.