Внезапно раздался жалобный вой, и одно из животных, рухнув на землю, забилось в предсмертных судорогах. Следом за ним упало еще одно, и еще. Твари падали вниз, пускали пену из пасти, царапали лапами землю и умирали. Просто так, без видимых причин. И над ними невозмутимо стоял Ог. Стоял и ничего не делал. Вообще. Рука с мечом опущена, на лице – кривая усмешка.
Оставшиеся в живых твари начали отступать назад. Их не пугала пылающая под лапами трава, но Нок вдруг ясно почувствовала страх животных перед Огом. Химаи боялись охотника! Они пятились, но не решались убежать. Или не могли? Потому что тоже оказались во власти этого страшного человека?
Ог поднял меч, наклонился и провел черту. Он двигался медленно, и его длинный меч буквально вспарывал рыхлую землю, отливающую густой чернотой. Черта отделяла его от химаев, и обеспокоенные твари, рыча и скалясь, перебегали с места на место, точно удивляясь тому, что происходит. Некоторые из них поворачивали во тьму, но большинство устроилось у черты, выжидая.
Широким кругом охотник обвел место, где горел костер, спали его новые рабы, паслись стреноженные кони и жались к костру напуганные собаки. После он вернул меч в ножны и, не обращая внимание на собравшихся у черты химаев, вернулся к огню. Глянул прямо в глаза впавшей в ступор Нок и спокойно пояснил:
– Не бойся, они не сунутся больше сюда. Это я вам обещаю.
Ог казался невозмутимым и равнодушным. Будто не с жуткой нечистью только что сражался, а ходил стрелять по зайцам.
Нок быстро кивнула, опустила глаза и сложила ладони на груди.
– Прекрати мотать головой, я же не ваша мама Мабуса, – сморщился Ог. – Давай сразу договоримся: вы не киваете мне, не прячете глаза, не называете меня господином. – Его голос звучал лениво, словно нехотя. Точно слова были серебряными монетами, которые он доставал из кошелька. – Я не принесу вас в жертву химаям, и даже Ежа не принесу, который достался в придачу. Никого не принесу в жертву. И не требую отдавать мне любовь прямо тут, у костра, ночью, в дороге. Я не колдую и не убиваю детей. Потому не дрожите, не говорите глупости и не ведите себя как последние дураки. И чему вас только учила ваша мама Мабуса? – Ог устало мотнул головой и уселся у костра. – Садись, девочка, что стоишь.
Еж резко сдвинулся на край одеяла, в темноту. Нок села рядом с ним и не сразу поняла, что ей теперь делать. Смотреть на хозяина или не смотреть? Поклониться или не поклониться? Кроме того было интересно, откуда он знает все их мысли и страхи?
Ог вдруг усмехнулся, подкинул в огонь еще веток и сказал:
– Вот что еще хотел сказать. Меня вполне устраивают имена Ежа и Травки. Но мне не нравится прозвище храмовой проститутки. Я не стану называть тебя Нок. Придумаем тебе другое имя. Ты будешь называться… – он с улыбкой посмотрел на Нок, прищурил глаза и продолжил: – ты будешь называться Птицей. Вполне хорошо звучит. Еж, Травка и Птица. Отличная компания. Осталось вот только понять…
Ог стянул с одной ноги сапог, поставил в стороне, еще раз глянул на Нок и снова заговорил:
– Осталось только понять, за кем из вас приходили химаи. Эти твари охотятся на магов. Только на магов. Те кости, что вы видели на валунах, – это мертвецы Речных людей. Речные люди верят, что химаи проводят умерших в мир Невидимых, потому приносят сюда своих воинов, погибших в битвах, чтобы животные провезли храбрецов на себе. Поверье у них такое. Как по мне, так полная глупость, но люди любят свои глупости. С этим ничего не поделать.
Ог принялся за другой сапог, стянул его, кинул в сторону первого, после встал и расстелил на земле плащ. Растянулся на нем и велел:
– Все, ложитесь и спите.
– Химаи приходят за магами? – вдруг шепотом спросил из темноты Еж.
– Только за магами.
– Так ведь это ты маг. Мы же не маги, – храбро ответил мальчишка.
Нок молчала, все так же сидя на краю застеленного одеялом валежника.
– Я тоже не маг, – ответил Ог, – но хватит болтать. Птица, ты тоже ложись и спи.
Вот так просто – раз и дал ей новой прозвище. А ведь новое имя девочке Нок дают только после первой ночи любви. Первый мужчина получает право сделать это. Теперь что получается? У Нок есть имя, а первого мужчины не было?
И слова Ога о храмовых проститутках… Так называют жриц только Железные рыцари, об этом не раз рассказывали торговцы, приходящие в Корабельный двор пропустить рюмочку-другую стылой и отведать жаренной на углях рыбы. Значит, Ог из земель Железных рыцарей? А вдруг он один из них?
Беспокойные думы одолевали девушку. Новое прозвище казалось непривычным, чужим и неудобным, точно седло лошади, на котором пришлось трястись весь день. А собственное будущее и вовсе перестало существовать. Вместо понятного представления о том, кто она такая и кем должна стать, пришли пустота и непонимание. Теперь не осталось ничего – ни браслетов, ни стремления к чему-то, ни желания чего-то достичь. Ведь достигать теперь нечего.
Ничего у нее нет. Ни будущего, ни прошлого. Есть темнота, жаркие угли догорающего костра, широкий круг и рычащие химаи вокруг этого круга. И есть страшный Незнакомец, круто изменивший жизнь Нок, точнее, уже Птицы. Что теперь ей со всем этим делать?
#17. Птица
Утром небо окутало землю густым белым молоком, которое скрыло от глаз вершины валунов и просочилось сквозь ветви кустов до самой травы. Проснувшаяся малышка удивленно пыталась поймать это молоко в кулак, протягивала руку и сжимала ладошку. Морщила нос и смешно шевелила коричневыми пальчиками. Невесомый молочный туман бесшумно обтекал Травку, спящего Ежа и открывшую глаза Птицу.
Девочка подобные игры любила. Могла часами перебирать камешки у порога хижины или раскладывать по длине сорванные стебли цветов. Вот и сейчас она сосредоточенно протягивала ладонь и ловила, ловила то, что поймать никак нельзя. Неудачи ее не смущали. И можно спокойно оставить ее сидеть на одеяле несколько часов – пока белое молоко, сползшее с неба, будет лежать на земле, Травка никуда не денется.
Птица продрогла. Пришлось ютиться на краю одеяла, чтобы не получить ногой по зубам от Ежа, и от неудобной позы болела спина и затекло правое плечо. Но как бы там ни было, новый день начался, и что они будут делать теперь? Снова скакать верхом до глубокой ночи?
Девушка поднялась, огляделась. Вчерашний костерок бодро потрескивал, взметая вверх хвосты пламени, рассыпал искры и смешивал горьковатый дым с белым небесным молоком. У края костра, в небольшой миске желтело тесто для лепешек, видимо, из кукурузной муки.
Появился Ог и принес воды в котелке. Угрюмый, неприветливый, уверенный в себе, он не глянул на Птицу и остальных детей. Будто их и нет, будто вовсе не красивая синеглазая девушка сейчас расплетает рядом с ним длинные черные косы, отливающие синим в бледных разводах тумана.
Охотник опустился на корточки у костра, ловко выхватил из миски кусок теста, размял его сильными ловкими пальцами и с размаху плюхнул на пристроенную на углях сковородку.