В тени граната - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Холт cтр.№ 6

Слушая, как протестуют его друзья, чувствуя, как к нему все ближе придвигаются люди с не очень приятным запахом, Генрих перестал быть мальчиком, ищущим наслаждения. Он немедленно стал проницательным и хитроумным мужчиной. Он не знал страха, всегда чувствовал, что сможет справиться с любой ситуацией; как можно чаще общаясь со своим народом и находя в этом удовольствие, он мог понять их; поэтому из всех знатных мужчин и женщин в этой зале король был самым спокойным и самым мудрым.

Эти голубые глаза, так легко загоравшиеся яростью от неосторожного слова придворного, были полны веселья. Они явно были полны смеха. В свою игру он поиграл, теперь должен поиграть в игру народа; при этом он не забыл, что все еще был главным игроком.

Он улыбнулся, глядя прямо в глаза хорошенькой юной швее, оторвавшей золотую пуговицу с его дублета.

— Пусть от нее еще ярче засияют твои прелестные глазки,— сказал он.

Та испуганно вспыхнула, потом повернулась и убежала.

С него сорвали все его драгоценности, стащили с его плеч плащ, так что на нем остался только дублет и штаны. Он рассмеялся, видя, что люди, сдирая с его придворных ценности, обращаются с ними белее бесцеремонно чем с ним. Более того, он также увидел, что в зал ворвалась с поднятыми алебардами охрана и приступила к делу — схватила несколько человек и загнала их в угол зала, откуда те стали громко их поносить.

Быстро оглядевшись вокруг, Генрих заметил, что растрепанные леди в замешательстве и что сэр Томас Невет, который взобрался на одну из стоек беседки и висит там,— совершенно голый. Сэр Томас так яростно протестовал, что толпа содрала с него не только драгоценности, но и всю его одежду.

Глядя на цепляющегося за стойку Невета, Генрих внезапно разразился оглушительным хохотом — это был сигнал. Ясно, что король намеревался отнестись к происходящему как к одной из маскарадных забав, и всем следовало сделать то же самое. До того ворчавшие простолюдины, теперь тоже засмеялись. «Боже, храни короля!» — кричали они и делали это искренне. Он не разочаровал их. Это была честная игра, и такого короля им нечего бояться.

Генрих закричал придворным:

— Почему вы такие мрачные? Мой народ попользовался добром. Давайте оставим все, как есть — должен признаться, я голоден да и пить тоже хочется.

С зажатой в руках добычей простолюдины не противились, когда их выдворяли из зала. Сюда доносились отзвуки их смеха. Они были в восторге. Они любили своего короля. Теперь, когда он будет проезжать по улицам, они будут приветствовать его еще громче, чем раньше.

Катарина, с растущим ужасом наблюдавшая этот инцидент, была немало поражена поведением короля. Она ожидала, что он зарычит от гнева, призовет охрану, подвергнет наказанию людей; однако, она, не спускавшая с него глаз, не увидела никаких признаков гнева на его разгоряченном лице.

Теперь она поняла, что он не просто мальчик. Он король. И он оценит свою корону дороже всех драгоценностей в мире. Он не беспомощный мальчик, потому что знает, что корона остается у него по воле народа. Он может неистово гневаться на своих придворных, может без колебаний послать их на плаху, но лицом к лицу с толпой явит лишь свое милостиво улыбающееся лицо.

Значит, она не знает этого человека, за которого вышла замуж и которого, ей казалось, она знает; от этой мысли в душе у нее зашевелилось опасение.

Он уже стоял рядом с ней с озорным видом в своем дублете и штанах.

— Пойдем, Кейт,— сказал он,— я умираю от голода.

Он взял ее за руку и повел в свои покои, где их ожидал пир; и сидя за этим столом на почетном месте с Катариной по правую руку от него, Генрих весело обозревал своих придворных в разорванных одеждах, но никому не позволил удалиться кроме сэра Томаса Невета, который, как он сказал, ради приличия должен найти себе что-нибудь одеться.

— Друзья мои,— заявил Генрих,— то, что вы потеряли — дар простонародью. На этом и покончим. А теперь за дело!

И, смеясь, набросился на доброе красное мясцо, которое так любил.

* * *

Графиня Девонширская бесцеремонно вошла в покои королевы. Катарина любезно приняла любимую тетушку своего супруга, но сразу же заметила, что графиня встревожена.

— Принц, Ваше Величество,— выпалила она.— У него была беспокойная ночь и ему, видимо, трудно дышать.

Катарину охватили мрачные предчувствия.

— Я должна немедленно отправиться к нему,— сказала она.

Графиня немного успокоилась.

— Я вызвала к нему врачей. Они полагают, что Его Высочество простудился и через несколько дней ему, может быть, будет лучше.

— Тогда я не скажу королю... пока.

Графиня поколебалась, потом произнесла: — Может быть, лучше сказать королю, Ваше Величество. Он пожелает увидеть сына.

Катарина помертвела от страха. Значит, ребенку хуже, чем они говорят. Они пытаются подготовить ее, не сразу сообщить ей дурные вести.

— Я скажу королю,— тихо проговорила она,— и уверена, что он пожелает поспешить со мной в Ричмонд.

* * *

Этого не может быть, Генрих не хотел этому верить. С ним не могло такого случиться. Сын, которым он так гордился, его маленький тезка Генрих, его наследник — умер! Ребенок прожил ровно пятьдесят два дня.

Он стоял, насупившись, широко расставив ноги, глядя на королеву. Придворные оставили их вдвоем, думая, что один сможет успокоить другого и тем облегчить их горе.

Катарина ничего не говорила; она сидела на скамье у окна, глядя на реку, с поникшей фигурой и искаженным лицом. Она выглядела старухой. Глаза у нее покраснели, лицо было в пятнах, потому что она пролила много горьких слез.

— Нам нужно было больше о нем заботиться,— прошептала она.

— За ним был постоянный уход,— проворчал Генрих.

— Он простудился при крещении. До тех пор он был здоров.

Генрих не ответил. Крещение прошло великолепно: обряд совершал архиепископ Кентерберийский, а крестными были граф Сюррей и графиня Девонширская; Генрих при этом наслаждался каждой минутой. Он вспомнил, что глядя, как младенца подносят к купели, подумал тогда, что это один из счастливейших моментов в его жизни. Он благодарил Господа за Его милость.

А теперь... младенец мертв.

Генрих почувствовал, как внутри него нарастает гнев. Чтобы это случилось с ним! Больше всего в мире, говорил он себе, он желал сына — сильного и здорового, как он сам,— мальчика, который бы подрастал под его надзором и которого он бы научил быть королем.

Он был в замешательстве, потому что судьба посмела отнять у него самую дорогую награду.

— Ну и хорошо, что его крестили, раз он теперь умер,— угрюмо произнес он.

Катарина была безутешна. Она жаждала иметь детей, они нужны были ей так же, как и ему.