— Не давай ей кончить! — повторил свои недавние слова Тим, отстранился от меня, а через секунду легонько потянул за волосы, заставляя меня изменить позу. Я оперлась на предплечья и замерла, не решаясь открыть глаза. Прислушиваясь к себе, к тому, что испытывала, когда Ян бесстыдно меня ласкал. Но вышибая из головы все мои мысли, губ коснулась теплая влажная плоть.
— Открой рот, Катя… Ты знаешь, что с этим парнем делать. Ты одна знаешь, правда?
Да. Наверное, было, хорошо, что теперь он это понимал… Я раскрыла рот, расслабила горло и потерялась… окончательно потерялось в том, что происходило. В какой-то момент Тим, громко выругавшись, оттолкнул меня, пережал пальцами член, не давая себе кончить. Я смотрела на него, как пьяная, не понимая, почему он лишил меня этого удовольствия. Но отвлекая от ненужных мыслей, сбоку материализовался Ян. Он поглаживал себя, будто предлагая мне, и я не смогла ему отказать.
Пока я ласкала Волкова, Тимур ласкал меня. Растягивал и готовил, и я, конечно же, понимала, к чему идет, но все равно не верила, что это случится.
— Отвлеки ее… — скомандовал Алмазов. Ян нехотя отстранился. Прожигая меня поплывшим взглядом, поднял и поцеловал. Тим надавил на поясницу, заставляя меня, насколько это возможно, прогнуться. Моя возбужденная грудь вдавилась в мощную грудь Волкова. Он застонал и набросился на мой рот с еще большим азартом. Почувствовав, как Тимур начинает болезненное проникновение, и захныкала.
— Отвлеки ее! — повторил Тимур и зашипел, когда мои мышцы протестующе сократились. Ян коснулся напряженного набухшего бугорка и принялся осторожно ласкать меня… уже по какому кругу. Алмазов углубился еще немного. Я всхлипнула, усилием воли заставляя мышцы подчиниться. Пот стекал по спине, и Тим слизывал его, заглушая рвущиеся из груди проклятья. Принимать его так было легче, чем Яна… Я понимала, почему Тимур выбрал позицию сзади. Так он меня щадил. Если этим словом вообще можно было назвать то, что происходило…
— Есть, — прошептал Тим мне в волосы. Поцеловал затылок, не шевелясь, давая время привыкнуть. Я, наконец, решилась открыть глаза и посмотреть на Яна. Он выглядел будто пьяный. Совершенно и абсолютно, невменяемый просто. Его щеки лихорадочно горели, по вискам катился пот, а пальцы, которыми он ласкал мой клитор, будто бы одеревенели. Он медленно, как под гипнозом, скользнул рукой вниз. К тому месту, где мы соединялись с мужем. Всхлипнул. Поднял дикий взгляд на меня и осторожно ввел один палец чуть выше. Теперь я чувствовала их обоих. Но мне даже страшно было представить, что будет, когда на смену пальцу придет… его объемный член.
— Ты и дальше будешь нас лапать, или займешься делом? — насмешливо спросил Алмазов. Я сглотнула, наблюдая за реакцией Волкова, и невольно поерзала. Он, как зачарованный, вытащил из меня палец и облизнулся. Лег, просунув ноги между наших с Тимуром ног, откинулся на руку, а второй провел по члену, размазывая выступившую смазку.
— Резинку не забудь, — снова подал голос Алмазов и бросил Яну сверкающий четырехугольник.
— Ты трахаешь ее без резинки.
— Я ее муж.
— Пока.
— Отсоси…
— Заткнитесь! Оба…
Я сместилась, потянув за собой Алмазова, быстро раскатала презерватив по стволу Яна и принялась медленно на него опускаться. За спиной выругался Тимур. И его понимала… Это было ужасно… Ужасно тесно, ужасно больно, ужасно сладко и ужасно порочно. Кажется, мое тело было не в силах справиться с такими объемами.
— Я погружаюсь, ты выходишь. Все ясно? — скомандовал Ян.
— Давай уже, — зло бросил Алмазов, но, тем не менее, стал медленно отступать.
Нам не сразу удалось найти ритм, но когда это случилось… Я просто растворилась во всем происходящем. Я хныкала и скулила, я целовала Тима, выворачивая шею, и царапала ногтями плечи Волкова. Я не помнила себя. Я забыла обо всех табу. Они двое во мне — слишком хорошо, чтобы быть правдой. И слишком плохо одновременно. Моя личность словно стиралась между этими мужчинами. Они сжигали меня в огне собственных комплексов, страхов и до конца не изученных чувств. Двигаясь все сильней… Безжалостно рвали ритм. Комната наполнялась животными хрипами, стонами, пошлыми звуками секса. Я была не в себе. Я словно оторвалась от земли и парила в сверкающем миллиардами звезд эфире. В то время как мое хрупкое тело в безжалостных жерновах амбиций двух сильных мужчин превращалось в мелкое кровавое крошево. Я кончила со звонким отчаянным криком. Он прокатился под потолком и смыл острые, как бритва, осколки того, что от меня еще оставалось. А потом меня просто не стало…
— Эй, Белоснежка, ты как? — прошептал мне в ухо Волков, на котором я лежала, распластавшись. Тимур уже перекатился и, устроившись на боку, целовал мою подрагивающую спину. А я… я раз за разом сглатывала. Обиду и страх… застрявшие в горле тошнотворным комом.
— Эй, ты куда?
— Мне нужно в душ.
Я выбралась из постели, ощущая, как по мне ползут два пристальных взгляда, и, не оборачиваясь, вышла из комнаты. Мне нужен был холодный душ, чтобы прийти в себя. И горячий, чтобы смыть случившееся. В теле сосредоточилась дергающая боль. Я закрыла глаза и сконцентрировалась на ней, чтобы не думать о боли душевной.
В дверь постучали, но я сделала вид, что ничего не слышу. Мне не хотелось ничего объяснять, говорить… Мне орать хотелось! Мне хотелось орать, спрашивая, за что они так с нами… Со мной.
— Катя! Ты слышишь? Открой немедленно дверь! — это Тимур или Ян? Мне было все равно. Все они, в конце концов, одинаковые…
Глава 24
Я вышла, лишь когда Тимур с Яном стали выламывать дверь. Незачем это все было. Хватит того, что я сама сломалась.
— Господи, ты как?
Тим даже не оделся. Стоял голый, схватив меня за руки, и шарил по лицу взглядом. Он жалел… Я видела, что он жалел о том, что случилось. Вся боль земли была написана на его лице. Тогда… зачем? Зачем он это сделал? Зачем смотрел в глаза Яна, поверх моего плеча, в меня кончая, что пытался доказать? Себе… мне… Волкову? Погружая меня в ад, на его самое глубокое дно погружая…
Я отвела взгляд от его посеревшего, как старая чертежная калька, лица и бросила устало:
— Вызови такси. Пожалуйста.
— Что?
— Вызови такси. Я не помню, куда сунула свой телефон.
Я оглянулась по сторонам, обнаружила сначала трусики, потом платье. Скинула полотенце на пол и принялась одеваться. Стеснение? Нет. Я его больше не знала. А вот другие чувства познала сполна. И я старалась держаться. Не упасть, не заплакать… Я делала все, чтобы вообще не думать о том, что произошло, но бессвязный поток навязчивых мыслей то и дело возвращал меня к вопросу, как… они… могли? И как я могла? Мне хотелось столько всего сказать… Мне хотелось кричать: за что… за что вы так со мной? И мне самой хотелось умолять о прощении.
Самым страшным было осознавать, что и моей вины здесь с избытком.