— Васька, а Васька… Ну, ты чего? — спросила Аня, когда они благополучно вернулись домой.
— Ничего, — буркнула девочка и отстегнула ремень безопасности.
— Ну, ты же не хотела, чтобы так получилась и…
— Я хотела.
— Что?
— Я хотела! Хотела… — Васька выскочила из машины и со всех ног припустила к дому. Влад с Аней обеспокоенно переглянулись.
— Не пойму, что это с ней, — нахмурилась Аня, дернулась, следом за дочкой, но Влад перехватил ее руку.
— Эй, постой. Дай я…
— Но…
— Думаешь, я не справлюсь?
Она так не думала. Просто за столько лет привыкла решать проблемы с дочкой самостоятельно. Аня покачала головой:
— Иди.
Влад поднялся по ступенькам, открыл дверь, разулся и будто бы между делом спросил у переминающейся с ноги на ногу дочки:
— Не хочешь поговорить? Знаешь, мы, мужчины, не слишком сообразительны, и то, что вам, женщинам, кажется самим собой разумеющимся, нас порой вводит в ступор.
Васька молчала и глядела на босые ноги.
— Ладно… Тогда буду гадать, — не сдавался Санин. — Значит, ты хотела, чтобы журналисты о тебе узнали?
— Нет! — возмутилась Васька. — Я… я хотела, чтобы одноклассники перестали надо мной смеяться.
Плечи девочки окончательно поникли, а голова склонилась так низко, что Влад мог видеть лишь её темную макушку. Он сглотнул. Бросил беспомощный взгляд за спину, где, стараясь себя не выдать, притаилась Аня.
— Ладно. Я понял, что ничего не понял. Какой-то все-таки тупой у тебя батя.
— Ты не тупой, — всхлипнула девочка, и Влад уже хотел было сдаться, к черту этот разговор — лишь бы только его маленькая девочка не плакала и не рвала его сердце на части. Неужели так теперь будет всегда? Вот эта тянущая боль в груди и постоянная, не покидающая тревога? — Это они… тупые. И злые.
— Твои одноклассники? — откашлялся Влад.
— Ну, да! Мне ведь никто не верил, что ты мой отец! Думали, я вру… Смеялись.
На щеке Влада дернулся нерв. Аня прислонилась к стене, прижав к губам взволнованно подрагивающую ладонь.
— Они издевались над тобой? — процедил он, контролируя каждый звук, каждую интонацию. Ему хотелось орать. Ему хотелось разнести Васькину чертову школу, чтобы от нее камня на камне не осталось.
— Нет! Ты что? У нас бы это сразу пресекли. Так… смеялись просто.
Влад кивнул. Понимая, что за её «смеялись просто» скрывалась настоящая боль. И он хотел бы знать… Он, мать его, очень хотел бы знать, насколько глубокой была Васькина рана.
— Ну, и как? Ты, выходит, утерла всем нос?
— Ага, — улыбнулась вдруг его девочка. — Только ты не подумай, я не хвастливая или типа того… Мне вообще без разницы, кто ты и чем занимаешься. Просто было очень обидно, что они мне не верят… — к окончанию фразы улыбка Васьки потухла, а голос скатился в шепот.
Влад проглотил собравшийся в горле ком. Подошел к дочке и, прижав ее за плечи к собственному боку, опустил лицо в ее волосы. Темные… пахнущие летом, солнцем и луговыми цветами. Пахнущие счастьем.
— А знаешь, я тебя очень-очень понимаю.
— Правда?
— Угу. Я с тех самых пор, как о тебе узнал, с большим трудом гашу в себе желание кричать о тебе на весь мир.
— Ты не шутишь? — Васька задрала голову и уставилась на отца своими блестящими от слез глазищами.
— Какие тут шутки? — прохрипел Влад, а потом чуть не подпрыгнул от пришедшей в голову мысли. — Так! Ну-ка, вытирай слезы и иди сюда! Аня, ты тоже иди!
— Что ты задумал?
— Кое-что интересное, — пробормотал Влад, извлекая телефон из кармана. — Идите сюда, плотнее…
— Я не хочу фотографироваться… У меня беспорядок на голове, и вообще…
— Ты красавица, Нюська. И Васька красавица… Ну же! Непорядок. У Васьки в Инсте есть наше фото, а у меня — нет. Давайте же… Чи-и-из!
Глава 22
Счастьем… Вот, чем для них стали те удушающе жаркие дни. Аня с Владом как на крыльях летали, забыв обо всем на свете. Поэтому, когда Нюське позвонила квартирная хозяйка и потребовала внести плату за следующий месяц, она даже не сразу поняла, о чем та вообще толкует.
— Кто звонил? — высунул голову из гостиной Влад.
— По поводу квартиры, — растерялась Аня.
— Какой еще квартиры?
— Ну… Той, что мы с Васькой снимали.
— Этого гадюшника?
— Эй! Там было не так уж и плохо…
Влад тактично промолчал, не желая спорить со своей Нюськой или, тем более, ее расстраивать.
— Так что она хотела?
— Требовала, чтобы я внесла плату за следующий месяц. А я совсем забыла и вообще…
— Что «вообще»?
— У меня и денег-то нет…
Аня отвернулась к плите, пряча свое смущение в облаке поднимающегося над сковородкой пара. Влад выругался под нос.
— Эй, ты чего?
— Да ничего… Злюсь, что мы так и не открыли на твое имя счет.
— Разве я сейчас об этом?
— Я… об этом, — отрезал Санин, подходя к Аня вплотную.
— Влад…
— Сейчас позавтракаем — и поедем в город. И даже не спорь, иначе я опять замотаюсь, а ты, естественно, не напомнишь.
— Как-то неловко…
— Ань, ну, прекращай, а? Ты моя женщина?
Находясь в его сильных руках, вдыхая любимый, знакомый до боли запах, спорить с этим не приходилось. Поэтому Аня лишь уткнулась носом во Владову грудь и прошептала:
— Твоя.
— Вот и славно. А моя женщина ведь не станет спорить, что это мужчина должен обеспечивать свою семью?
— Не станет. Вот только не вздумай озвучить эти свои идеи в интервью западным журналистам. Иначе тебя сожрут и костей не выплюнут.
Влад рассмеялся, откинув голову. Ему нравилась покладистость Нюськи, нравился ее юмор, то, как безусловно она признавала в нем лидера и не пыталась с ним спорить там, где это было действительно бесполезно.
— Не буду озвучивать, — пообещал Санин с ухмылкой, — так когда ты освободишься?
— Для поездки? — Аня вышла из его объятий, зачерпнула ложкой рагу, подула и отправила содержимое в рот. — М-м-м… горячо, но капуста вроде бы приготовилась.
— Дай мне… Ммм… И правда. Тогда выключай плиту и беги, собирайся.
— Так, а с квартирой что?
— А ничего. Заедем, заберем ваши вещи, заплатим долги и выедем.
Аня нерешительно закусила губу. Она еще не забыла, с каким трудом нашла себе жилье по средствам. Отказываться от него сейчас было страшно — какой-никакой, но дом!