— Да ладно тебе… Только твоих нотаций мне и не хватало, — прошептал Матвей, поглаживая кота по голове. На удивление — тот позволил, хотя обычно он его к себе и близко не подпускал. Только зубы скалил. Мелкий хвостатый гад. — Что смотришь? Думаешь, я сам не знаю, что наделал? А я знаю, Яшка… Знаю, чтоб его все.
Он выпил почти полбутылки, когда в дверь позвонили. На пороге стоял Бедин… Георгий Вячеславович. Собственной персоной. Почему-то Мат нисколько не сомневался, что именно так все и будет. А потому и пил…
Переступив с ноги на ногу, Веселый отошел в сторону, приглашая гостя войти. Хотя… если честно, меньше всего он хотел видеть соперника на своей территории. Все в нем бунтовало против этой идеи, но… Но!
— Что, даже ничего не спросишь?
Матвей пожал плечами. А что ему спрашивать? Он и сам все узнал. С опозданием…
— Её отпустили…
— Потому что её никогда и никто не подозревал. Напротив, несколькими неделями ранее она сама обратилась в правоохранительные органы с соответствующим заявлением.
— То есть обратилась к вам? — вздернул бровь Матвей.
— Ну, а к кому ей было обращаться? Не к тебе же…
— Считаете, что я не смог бы ее защитить, если бы изначально был в курсе ситуации? — невесело усмехнулся Матвей.
Бедин осмотрелся, не торопясь с ответом. Как будто раздумывал над ним. Качнулся с пятки на носок.
— Выпить есть? — наконец спросил он. Матвей удивленно вскинулся. — Ну, что смотришь? Есть или нет? От тебя-то несет, дай боже.
— Ну, пойдемте… Выпьем.
Матвей кивнул в направлении кухни и, не дожидаясь, пока гость разуется, пошел к двери. Достал еще одну бутылку. Рюмку. Открыл холодильник. Обычно пустой… но сейчас под завязку набитый всякими вкусностями. Зажмурился на мгновение. Прислонился лбом к прохладной стальной двери. Он не мог… не мог допустить даже мысли, что она уйдет навсегда. Некоторое время он без неё еще справится. Наверное… Если совсем недолго. Впрочем, сдохнуть хотелось уже сейчас.
За спиной послышались мягкие шаги, и, чтобы не ударить лицом в грязь перед соперником, Мат все же открыл глаза и заставил себя выставить на стол контейнеры со всякой снедью. Голубцы… Накануне Оксана делала голубцы. Вкусные. Очень…
— Да ты сильно не суетись. Я сюда не жрать пришел.
— А зачем?
— На тебя посмотреть, — честно признался Бедин. — Узнать, что она в тебе нашла.
— А как же врезать в морду, и все такое?
— Поначалу хотелось. А потом я подумал, как бы поступил на твоем месте… — Бедин протянул руку к рюмке и опрокинул содержимое в рот, чуть поморщившись. — Долг или чувства, это не шутки. А ты — парень правильный, с понятиями, как я успел узнать. И ведь все равно бабу выбрал… Вот, что интересно. Впрочем… Бабы — они такие. Мы ведь ради них все, что хочешь… Да, Веселый? Бывает, ведь скрутит так, что сил нет… Ухватит за яйца. И куда девается вся наша крутость? Понимание верного и прочее все дерьмо?
Матвей отвинтил пробку и налил в рюмки новую порцию.
— Понятия не имею. Но, что девается — факт.
Бедин кивнул. Покрутил в руках стакан.
— Я тебе одного простить не могу. Даже не того, что ты увел её…
— Чего же тогда?
В ноги ткнулась котячья голова. Мат наклонился и подхватил Яшку на руки, удивляясь, с чего это он такой ласковый.
— Того, что она четыре часа провела во власти этого урода Букреева. Я ее пять лет стерег, а ты… за пять недель все похерил.
Матвей напрягся. Сглотнул. Он уже знал, что Оксану задержали как раз по его приказу. Это было спонтанное решение. И естественно, что оно спутало все карты ведущим самого Букреева силовикам.
— Что вы имеете в виду?
— Ты вообще ни черта не знаешь о её прошлом, ведь так? — не то, чтобы сильно удивился гость.
— Выходит, — стиснул зубы Матвей.
Бедин снова опрокинул рюмку и, тяжело опираясь на стол, встал. Отвернулся к окну. Сунул руки в карманы.
— Он над ней издевался. Десять лет издевался. Бил, угрожал и… да, что только ни делал.
Матвей окаменел. Сжал руки так, что сидящий на коленях Яшка взвыл и удрал, как только Мат разжал пальцы. В висках пульсировало. Ярость и лютая ненависть отравили кровь.
— Почему она мне не сказала?
— Ты у меня спрашиваешь? — Бедин отвел взгляд от окна и вопросительно вздернул бровь. Выругался. Снова отвернулся. — Думаю… стеснялась. Она вообще очень забитая была, когда я помог ей избавиться от этого урода.
— Вот почему их разводили через суд, — прохрипел Веселый, отбрасывая упавшие на лоб волосы.
— О да. Он до последнего противился разводу. Червяк!
Матвей растер лицо. Опустил низко голову, а потом вскочил от запоздалого осознания:
— Сегодня… Он ее как-то… что-то… — он не мог закончить свой вопрос. Слова застревали в горле и душили, душили, душили… Отнимали его кислород.
— Оксана говорит, что физически он её не касался. Наверное, рассчитывал поразвлечься, когда все уйдут…
Матвей вздрогнул. Снова осел на стул. Налил водки.
— Я убью его, — прошептал, когда горло разжалось, — я своими руками убью эту мразь.
— Не выйдет. Он взят под арест. Час назад суд дал добро.
Глава 24
Она лежала на диване в полутемной, освещаемой лишь одним светильником комнате и разглядывала потолок. Рядом мурлыкал Яшка. Оксана почесывала кота за ухом и как-то отстраненно, будто это происходило не с ней, размышляла о том, что у неё, после расставания с Веселым, остался лишь кот. И ничего больше. С чем пришла — с тем ушла. В этом смысле большинству женщин везло намного больше. У них оставались дети… У нее же — лишь опыт неудавшихся отношений. И боль, которая теперь вряд ли утихнет.
На потолке качнулись тени. Скрипнуло кресло. Оксана скосила взгляд. Бедин сидел совсем рядом и не сводил с нее обеспокоенных глаз. То и дело у него звонил телефон, он вскакивал. Что-то кому-то бесконечно долго объяснял, доказывал, сыпал распоряжениями. А ей… ей тишины хотелось.
— Поезжай домой, Жор. Я правда в норме, — в который раз за вечер прошептала Оксана.
Сидящий напротив мужчина хмыкнул. Устало откинул голову на спинку кресла. Она была так ему благодарна, что это вряд ли можно было описать словами, но… Сейчас Оксане хотелось побыть одной. Ей вообще казалось, что еще немного, и она просто развалится, распадется на части, на мелкие никому ненужные фрагменты. И ей совсем не хотелось, чтобы это случилось у Бедина на глазах.
Забыться… Забиться в щель, как раненое животное. И чтобы никто не трогал. Не бередил там, где кровоточит и болит. Ведь даже утешение сейчас было лишним напоминанием о собственной доверчивости и… никчемности. Не сглупи она так — ничего бы этого не потребовалось. Оксана закрыла глаза. В голове не укладывалось. Он врал? Всё это время, деля с ней постель, дом, быт, ребенка… он врал? Почему? Ради чего? За что?