Сергей замялся, но Виктор Иванович показал глазами — дескать, ответь. Вызывала Бережная.
Сергей ответил на вызов.
— Привет, Верунчик. Я не могу сейчас говорить. Вечерком созвонимся.
И отключил телефон.
— А говоришь, что у тебя никого.
— Да это старая знакомая — скорее друг, чем…
— Тем более нельзя друзей игнорировать. Если она не очень старая… Ответь.
Сергей набрал номер.
— Верунчик, ты не обижайся, но мы, наверное, не встретимся сегодня. По крайней мере, днем. Дело в том, что я себе работу нашел…
— Ну, наконец-то, — раздался «радостный» вопль Веры Николаевны, которая прекрасно понимала, что ее могут услышать. — Наконец-то! А где…
— Все потом. Короче, в солидном банке.
— Тогда я вечерочком стол накрою, — продолжала кричать Вера Николаевна. — Ты, правда, не пьешь, но, может, по такому случаю бутылочку шампанского принести?
— Потом, — ответил Ерохин и снова отключил телефон. — Простите, — это он уже сказал Рохелю.
— Звонкий голосок! — оценил Виктор Иванович. — Молоденькая?
— Да не особо. Мы с ней на юридическом вместе учились. Вот она и проявляет заботу.
— Забота — это единственно искреннее проявление любви, — произнес Рохель. Он посмотрел на дверь и произнес: — Ну, что? Будем считать, что пятиминутка веселья и откровенности закончилась. Дуй к Брускову!
Зам по безопасности инструктировал долго и много раз повторил, что за нарушение любого пункта немедленное увольнение. А когда речь пошла о сохранении банковской тайны, без всякого выражения на лице произнес:
— За это наденем тебе бетонные ласты, и будешь с моста в Неву нырять.
После окончания инструктажа на лифте спустились в подвальное помещение, прошли по длинному узкому коридору, в конце которого оказалась оружейная комната.
Анатолий Михайлович взял два пистолета «ПМ» и четыре заправленные обоймы. Толкнул железную дверь рядом с дверью оружейной комнаты, вошел внутрь и включил яркий свет. Здесь располагался тир.
Брусков положил на стол пистолеты и обоймы.
— Выбирай любой — оба свободны. В принципе пристрелены оба, но ты посмотри, какой тебе лучше в руку ляжет. Дистанция тебе привычная — двадцать пять метров, три выстрела — ментовский норматив. Только, как ты видишь, мишени здесь меньше.
— У вас поясная мишень номер один, а в силовых структурах используют поясную мишень номер семь. Ваша короче на тридцать сантиметров.
— Ну, раз такой образованный, не надо ждать моих команд, выходи на позицию и стреляй.
Сергей взял оба пистолета, вышел на позицию и вскинул обе руки. Начал стрелять одновременно, по три раза из каждого ствола с интервалом между каждым выстрелом не более секунды.
Обернулся к Брускову и сказал:
— Беру правый — у него мягче спуск.
И отдал второй пистолет заму по безопасности.
Анатолий Михайлович смотрел на него, усмехаясь.
— Удивить меня вздумал? По-македонски, типа того, что можешь. Ну, сходим, проверим результаты.
В левой мишени было три попадания в грудь, но это были девятки. А в правой три выстрела в голову.
— Неплохо, — оценил Брусков, — если честно, то левым пистолетом никто до тебя не пользовался. Мы позавчера его получили, даже не пристреливали.
— А где оружие получаете?
Зам по безопасности не ответил, вернулся на огневую позицию. Дождался, когда Ерохин сделает то же самое, и только тогда вскинул руку и так же быстро выстрелил трижды. Проверять результат не стал, очевидно, уверенный в том, что трижды попал в самый центр.
— Ладно, — произнес он, — пойдем: выберешь себе кобуру. Советую самозарядную.
— Неудобная, — покачал головой Сергей. — Да и грязь с пылью в ствол попадает. Мне бы для скрытого ношения, но только не из кайдекса, а из кожи. Если есть такая, то ее возьму.
— У нас есть все. Даже для наплечного ношения.
— Еще лучше.
Теперь Сергей был спокоен. С ним разговаривали почти на равных.
Конечно, не так чтобы совсем на равных, но приняли явно за своего — за человека, которому можно доверять. Хотя в банке вряд ли кто кому доверяет на все сто.
До конца рабочего дня он находился в помещении банка, походил по этажам, запоминал расположение отделов, фамилии руководителей и их номера кабинетов. Выходил и на внутреннюю парковку, осмотрел «Мерседес» Рохеля, поинтересовался, почему машина оснащена таким слабым броневым стеклом, которое сдержит лишь пистолетную пулю.
Ответа не получил.
Сделал несколько кругов по площадке — автомобиль не казался тяжелым и был вполне управляемым. Осмотрел он и другие машины. Видел еще и черный «Тахо», в котором, предположительно, привезли в реке труп Орешкина, поинтересовался, кто им пользуется.
Оказалось, только два телохранителя Рохеля могут садиться за руль.
Из чего Ерохин сделал вывод, что в ту ночь именно они задушили несчастного парня, а потом попытались избавиться от тела.
Оба они тоже болтались без дела. Сидели в комнате отдыха в гараже. Молча смотрели телевизор, а когда в помещение заходил Ерохин, разглядывали и его. Они были без пиджаков, вероятно, чтобы было видно, что у них на поясах самовзводные кобуры с пистолетами.
В первый раз увидев их, Сергей представился, но оба парня промолчали, а потом один скривился:
— Новенький, что ли? Тот самый, который у нас хлеб отбирает. Ну-ну…
На этом знакомство и закончилось.
В конце рабочего дня Ерохина вызвал Брусков.
— Будем считать, что адаптация закончилась. Сейчас бери «Тахо» и встань у главного входа. Виктор Иванович распорядился: отвезешь домой нашего аудитора. Симпатичная такая.
— Я в курсе.
— Забудь про свои курсы. Чтобы никаких прихватов, намеков, расспросов. Молча доставишь аудиторшу до дома и возвращайся скоренько. Хотя… — Анатолий Михайлович посмотрел на часы, — скоренько у тебя вряд ли получится. Сейчас везде пробки. Час туда, час обратно в лучшем случае. Но ты уж постарайся поскорее.
— Пистолет сдавать?
— Вернешься и сдашь. И помни: тебе документ на право ношения дали не для того, чтобы ты волыной лишний раз размахивал и всем кобуру под мышкой демонстрировал.
Ерохин не стал спорить и что-либо объяснять. Он молча согласился, понимая, что вице-президент банка по вопросам безопасности не в духе.
Может, от того, что рабочий день уже заканчивается и надо еще сидеть, изображая работу, а может, от того, что недоволен тем, что Рохель взял себе еще одного телохранителя, не предупредив его. А те двое в рубашках — наверняка протеже самого Брускова.