Пациент особой клиники - читать онлайн книгу. Автор: Себастьян Фитцек cтр.№ 9

– Хорошо, хотя в полицейском лексиконе термин «п-пациент» отсутствует, а человек, выполняющий задачи, которые ты подразумеваешь, является не детективом под прикрытием, а посредником…

– И который, не будучи сотрудником правоохранительных органов, готов оказать содействие в раскрытии преступления, – яростно вращая глазами, перебил его Тилль. – Послушай, избавь меня от своих лекций, почерпнутых из Википедии.

– Тогда и ты избавь меня от своих глупых предложений, – проворчал Скания. – Даже если бы я и захотел, а мне этого не хочется, как я смогу тебя туда внедрить? Психушка – это не парк для развлечений, где можно спокойно прогуляться и поглазеть по сторонам.

И в этом он был прав. «Каменная клиника» судебной психиатрии в Райниккендорфе являлась учреждением строгого режима, где обеспечивался самый высокий уровень безопасности. А так как она представляла собой единственный комплекс зданий на полуострове Тегельского озера, берлинская народная молва по аналогии с названием известного бранденбургского аквапарка окрестила ее «Тропический остров».

Первоначально какой-то крупный инвестор хотел открыть здесь гранд-отель. Однако из-за типичной для Берлина неразберихи расположенный, по сути, в центре города аэропорт так и не был закрыт. И естественно, ни один гость не захотел платить шестьсот пятьдесят евро за ночь за то, чтобы его убаюкивал шум работающих самолетных двигателей. Не помогло решению вопроса и предложение одного известного архитектора придать зданию вид вашингтонского Белого дома с украшенным роскошными колоннами входом и четырехэтажными флигелями на восточной и западной стороне.

Дело закончилось тем, что этот участок земли вместе с неотделанными постройками купила некая частная управляющая компания, и теперь здесь проживали не гости, знаменитости или политики, а самые опасные психопаты Германии. Причем злые языки утверждали, что психическое здоровье нынешних «гостей», состоявших из шизофреников-насильников, садистов-убийц и окончательно лишившихся рассудка безумцев, по сути, мало чем отличалось от душевного самочувствия людей, для которых этот комплекс планировался изначально. Для полной характеристики обитателей клиники можно упомянуть хотя бы одного кровавого художника – тридцатидвухлетнего мужчину, выглядевшего как преподаватель высшего учебного заведения и отдававшего предпочтение созданию картин с морскими пейзажами, где в качестве красок использовались жидкости, вытекавшие из тел его жертв. Причем последних, пока они истекали кровью, этот монстр заставлял смотреть на то, что он рисует.

Таким образом, Гвидо Трамниц находился здесь в обществе себе подобных умалишенных, которые по состоянию своего психического заболевания были признаны судом невменяемыми и изолированы от общества в этом психиатрическом учреждении до конца жизни.

Все это Тиллю было известно, но тем не менее он глубоко вздохнул и произнес:

– Я тоже не знаю, как ты решишь этот вопрос, но мне нужно туда попасть. Мне надо к Трамницу!

– Зачем? Чтобы ты разделал убийцу твоего сына под орех?

В ответ Тилль грустно покачал головой.

– Мне нужна ясность, Оливер. Я не могу жить в неведении. Мне нужно найти сына и попрощаться с ним. Ты это понимаешь?

Ответ он прочитал в глазах своего шурина. Скания, естественно, понял его, ведь Оливер работал полицейским, и ему было известно, какие чувства вызывает сообщение о смерти ребенка у его родителей. С этим известием умирала их душа, заканчивалось их счастье, и они навсегда прощались с тем миром, в котором радовались жизни их дети. И тем не менее эти родители оказывались в преимущественном положении по сравнению с теми, которые так и не смогли узнать о том, что на самом деле случилось с их ребенком, и убедиться, что он мертв.

– Я чувствую себя так же, как лошадь со сломанными ногами, лежащая в кювете, – заявил Беркхофф.

– И встреча с Трамницем была бы для тебя чем-то вроде выстрела, избавляющего от мучений?

– Совершенно верно. Он не разговаривает ни с полицией, ни с представителями прокуратуры или суда. Поэтому мне надо попасть туда и находиться от него в непосредственной близости. Я хочу узнать, где он спрятал тело Макса.

– Гм. Хорошая идея. Трамниц, безусловно, признается тебе во всем добровольно и без всякого принуждения, – язвительно заметил Скания.

В ответ Тилль снова задумчиво покачал головой.

– Возможно, мне и не придется с ним разговаривать, если удастся найти его дневник.

– Ну и наивный же ты! – мягко улыбнулся Скания. – Это всего лишь слухи, и даже если этот дневник существует на самом деле, в чем я сильно сомневаюсь, то Трамниц вряд ли оставит его на видном месте.

Заявление шурина звучало весьма логично, но Тилль не хотел признавать его правоту, иначе ему пришлось бы также согласиться с тем, что, кроме демонстрации мужества отчаявшегося человека, он не способен предложить какой-нибудь реальный план действий. Поэтому Тилль ответил почти вызывающе:

– В заведениях, в которых установлены правила высокого уровня безопасности, не может иметься слишком много потайных мест.

– Ты верно подчеркнул, – парировал Скания. – Именно высокого уровня безопасности! У меня нет ни малейшего представления о том, как ты будешь передвигаться по психушке, не говоря уже о способе знакомства с Трамницем. Даже если мне удастся совершить невозможное, тебя в лучшем случае засунут в обычную закрытую психиатрическую зону, тогда как Трамниц находится в той части территории, которая имеет классификацию безопасности четвертой степени.

С этими словами Оливер принялся загибать пальцы, поясняя:

– Это означает: во-первых, наличие досмотрового сканера в шлюзе доступа в его зону; во-вторых, проверку отпечатков пальцев и сканирование радужной оболочки глаз на переходах, имеющих отношение к безопасности; в-третьих, постоянное отслеживание ситуации с помощью беспилотников и, наконец, в-четвертых, двойной забор, напоминающий Берлинскую стену.

– Я подумаю об этом, как только окажусь на территории психушки. Не сомневаюсь, что мне удастся найти способ.

– Безумие какое-то! Не думай, что я поддержу тебя в этом самоубийственном самопожертвовании.

– Ах нет? – воскликнул Тилль, собрал волосы надо лбом в пучок и вырвал их с корнем.

В его ушах раздался треск, как будто одновременно лопнуло несколько ячеек полиэтиленовой пузырчатой упаковочной пленки, и прежде, чем Скания успел что-то предпринять, кровь потекла по его лицу.

– Боже! Что ты делаешь? – прорычал Оливер.

– Я готовлюсь, – ответил Беркхофф, стряхивая вырванные волосы с ладони.

Однако это удалось ему с большим трудом, поскольку руки у него сильно вспотели. Затем он снова схватил себя за пучок волос, но на этот раз возле темечка.

– Прекрати! Боже мой! Нет! – заорал Скания.

Не обращая внимания на вопли шурина, Тилль дернул себя за волосы во второй раз. Еще сильнее. При этом Беркхоффа пронзила такая боль, что ее едва можно было терпеть. Кровь заструилась и начала капать на пол.