– Что вы сказали?
В ответ фрау Зенгер улыбнулась и ответила ему таким тоном, словно опасалась, что пациент хочет разыграть ее:
– Мы, естественно, продолжим лечение с того места, на котором оно было прервано до инцидента.
«О боже! Нет! Патрик Винтер, оказывается, был не только больным психически!»
Тут, словно в подтверждение его опасений, фрау Зенгер произнесла:
– Видимо, от пережитого волнения вы забыли о своем раке, господин Винтер.
Глава 27
Трамниц
Трамниц подождал, пока толстый мужчина в шлепанцах для бассейна обзовет на улице свою беспутную жену глупой шлюхой, выключил телевизор и с похотливой ухмылкой посмотрел на неожиданного визитера.
– Здравствуйте, госпожа адвокат! – поприветствовал он стройную блондинку с короткой стрижкой, семенившую по линолеуму на своих высоких семисантиметровых каблуках-шпильках.
– Добрый день, господин Трамниц. Как ваши дела?
– Хорошо. Однако я не ожидал вас так скоро.
– Учитывая особые обстоятельства, мне было нетрудно добиться свидания с вами, – сказала адвокат и подошла к кровати, на которой после завтрака перед телевизором в положении полусидя уютно устроился Трамниц.
Он беззастенчиво посмотрел на ее декольте и уже не в первый раз представил себе картину, в которой заставляет ее отрезать себе сосок на груди и съесть его.
– К тому же вы перенесли серьезную операцию, – ответила женщина, проделавшая на судебном заседании отличную работу.
Если бы не Пиа Вольфайл, то сейчас он сидел бы не здесь, в «Белом доме», а в Тегельской мужской тюрьме, где с людьми его сексуальных предпочтений обходились не с таким пониманием, с каким относились к нему эти глупцы, мнившие себя светилами психиатрии. Это она порекомендовала ему во время допросов упомянуть о якобы вшитом в голову предмете, отдававшем приказы. Поэтому не было ничего удивительного в том, что в гильдии адвокатов Пиа считалась одной из самых высокооплачиваемых. Но это того стоило.
– Я должна лично убедиться, что вы себя хорошо чувствуете, – заявила Пиа и, наклонившись к Трамницу, прошептала ему на ухо: – И все ли еще в порядке?
При этом ее рука начала шаловливо блуждать под одеялом и схватила его пенис. Трамниц сладострастно застонал.
– Не волнуйся, красавчик, – прошептала Пиа, поддев Гвидо за подбородок двумя пальчиками и поворачивая к себе его голову, когда он попытался посмотреть на входную дверь.
Она поцеловала его, открыв губы и просунув язык ему в рот.
– Время адвоката является священным. Нам никто не имеет права помешать, – промурлыкала она.
В этот миг Трамницу вновь пришла в голову мысль о том, что его адвокат еще более нуждается в принудительном лечении в режимной психиатрической клинике, чем он сам.
Действительно, какая нормальная здоровая женщина влюбилась бы в серийного убийцу?
Конечно, ему доводилось слышать о невменяемых женщинах, которые свято верили, что такие мужчины, как он, нуждаются в любви и привязанности, которые не получили от собственной матери. В таком случае они якобы могли бы встать на путь истинный и перестали бы живьем сдирать кожу с младенцев. Какая ерунда!
Пиа тоже страдала синдромом добряка. Ведь она призналась, что влюбилась в него уже при первой их встрече. Глупая корова!
Причем его адвокатша была не единственной, кто раздавал ему авансы. По почте он еженедельно получал письма от разных сумасшедших шлюх, и некоторые из них выглядели совсем неплохо.
– О, Пиа, ты даже не знаешь, как хорошо ты мне делаешь. Без тебя я бы здесь долго не выдержал, – солгал он.
– Ах ты мой сладкий! – улыбнулась она в ответ. – Я знаю, насколько сильно мы нужны друг другу.
– Особенно сейчас, – засмеялся он, притягивая ее к себе. – Иди сюда, мне нужна твоя близость, а то я уже почти совсем разучился.
– Ах ты, негодник! – смущенно, как школьница, улыбнулась она.
С возрастом такая улыбка нравилась Трамницу все больше. Это было просто какое-то безумие, когда вроде бы успешные женщины в присутствии таких мужчин, как он, превращались в покорных самок.
– Скоро я снова активно займусь тобой, – прошептала Пиа, нежно сжимая его яички. – Но теперь, дорогой, мы должны использовать отведенное нам время, чтобы обсудить кое-что очень важное.
Трамниц тяжело вздохнул. Его пенис напрягся, и терпеть ему становилось уже невмоготу. К счастью, у корыстного завотделением он заказал на следующий день для себя проститутку. Столько ему еще удастся перетерпеть, тем более что появившаяся у него инфекция ослабляла его желание. Несмотря на антибиотики, при малейшем физическом усилии Гвидо потел, словно свинья, что он смертельно ненавидел.
– Я навела справки относительно доктора Хартмута Фри-дера.
– И что? – блеснув глазами, нетерпеливо спросил он.
Сразу же после визита хирурга Трамниц потребовал, чтобы его соединили с адвокатом, и рассказал ей, что этот педик утверждал, будто бы намеренно забыл во время операции в его теле какой-то инородный предмет.
– Ты ни в чем не должен сознаваться. Он блефует.
– Я тоже так думаю, – произнес Трамниц, непроизвольно касаясь рукой перебинтованного горла.
Никакого инородного тела в нем быть не могло. Хотя… Может быть, ему просто казалось, что послеоперационный шов стал еще больше пульсировать, чем накануне?
– Фридер находится в отчаянном положении, – заявила Пиа. – Он уже несколько месяцев не посещал собрания анонимных алкоголиков и наверняка опять стал прикладываться к бутылке. Это вопрос времени, пока он снова кого-нибудь не зарежет на операционном столе.
– Я в этом тоже убежден, – заметил Трамниц, утерев выступившие на лбу капельки пота.
«Может быть, в палате просто жарко или мне опять стало хуже?» – подумал он.
Немного помолчав, Трамниц произнес:
– Однако факт остается фактом. У меня после операции возникло заражение крови. Что, если он на самом деле намеренно заразил меня? Если это вирус или микроб, то Фри-деру нетрудно будет влиять на мое самочувствие.
– Может быть, мне стоит подать заявление, чтобы тебя перевели в другое место?
– Чтобы я оказался в каком-нибудь дерьмовом заведении для семидесятилетних маразматиков? – покачал головой Трамниц. – Ни в коем случае. Здесь у меня установлен великолепный контакт с Касовом, и глупо этим не воспользоваться.
– Ты, дружок, должен был слушаться меня и никого не провоцировать, – вздохнула Пиа.
С этими словами она указала рукой на тумбочку, на которой до операции стояла фигурка Люка Скайуокера, и добавила:
– Тебе обязательно было насмехаться над всеми?