Над всем этим великолепием через определенные промежутки времени пролетали взлетавшие или садившиеся на находившийся неподалеку аэродром самолеты. Однако толстые окна с противоударными стеклами рев двигателей в помещение практически не пропускали.
– У нас сегодня возникли проблемы. Почва в буквальном смысле слова уходит из-под ног, – сказала Зенгер, повернулась к окну, располагавшемуся у нее за спиной, и указала рукой на раскачивавшиеся под порывами ветра верхушки деревьев. – Возникли проблемы с подъемным механизмом, не удавалось освободить от воды подъездной путь, а наш главный вход вообще оказался затопленным. Вот я и пошла узнать, как дела.
Произнеся это, она тяжело вздохнула и продолжила:
– Этим и воспользовалась ваша собеседница. Она тоже наша пациентка и стащила мой халат из ординаторской. Причем я не понимаю, как вам, господин Винтер, удалось без присмотра выйти из изолятора.
– Доктор Касов распорядился.
– Да?
Фрау Зенгер не смогла скрыть своего удивления, но потом быстро взяла себя в руки и сказала:
– Да, да, припоминаю, была такая договоренность.
Затем она сделала какую-то пометку на листочке с рекламой фармацевтической компании, оторвала его от блока, положила в карман своего халата и спросила:
– Как вы себя чувствуете?
– Хорошо, – машинально проговорил Тилль.
Так обычно отвечают на подобный вопрос незнакомому человеку. Но тут до него дошло, что, наверное, было бы лучше схватиться за голову и состроить мученическую гримасу.
Однако Беркхофф понимал, что руководитель клиники наверняка могла отличить симулянтов от реально больных пациентов и таким поведением он мог только себе навредить. Тем более что ее коллега Касов, похоже, его уже раскусил. При этом Тилль при всем своем желании не имел права раскрывать свои карты и объяснять, как ему удалось попасть в клинику под чужой личиной, да еще в такой короткий срок. В то же время он не забыл, как Касов показал ему запись в своем блокноте, в котором черным по белому было написано:
«СИМУЛЯНТ!»
Поэтому ему следовало побыстрее добраться до мобильника, спрятанного в библиотеке, и позвонить шурину, чтобы сообщить ему о развитии событий, а также уточнить, не знает ли Скания что-либо о Касове и о взаимоотношениях врача с Патриком Винтером.
– Как вы переносите лекарства? – уточнила фрау Зенгер.
– Снотворное?
– Я имела в виду тот укол, который мы сделали вам при поступлении. Это был нейролептик.
– Это что еще за зверь?
Сказав так, Тилль мгновенно прикусил язык, осознав, что непроизвольно отреагировал как неотесанный огнеборец, а не как математик, который, работая в области медицинского страхования, вполне мог знать, о чем говорила врач.
– С его помощью мы воспрепятствовали вашему стремлению нанести себе увечье, – пояснила Зенгер, по-видимому не почувствовав неладное. – Одной такой инъекции часто хватает на целый месяц, что делает ежедневную выдачу лекарств ненужной.
«И исключает, черт побери, попытки ввести врачей в заблуждение», – подумал Тилль.
Раньше Беркхофф надеялся, что после поступления в клинику ему удастся тайно ото всех выплевывать предназначенные для него таблетки, но теперь он мог забыть об этом.
– Скажите, а это принудительное пичканье лекарствами осуществляется в соответствии с судебным решением?
От этого вопроса фрау Зенгер явно смутилась и некоторое время сидела, молча приподняв брови. Затем она снова что-то пометила на листочке рекламного блока и только потом коротко ответила:
– Если вы так ставите вопрос, то можно сказать, что нет.
Произнеся это, руководитель клиники встала и попросила его следовать за ней.
– Как долго меня будут держать здесь? – снова спросил Тилль.
Фрау Зенгер опять не ответила прямо, а, немного поколебавшись, выдала ответ, типичный для психиатра:
– А вы как думаете? Сколько вам придется у нас оставаться?
«До тех пор, пока я не узнаю правду от Трамница, – подумал Тилль. – Кстати, о Трамнице. Конечно, я не могу раскрыть свои истинные намерения и тем более открыться руководителю клиники, но мне требуется как можно быстрее получить информацию об этом извращенце».
Поэтому Тилль решил, что довольно наивный вопрос, возможно, ничего и не прояснит, но и вреда ему тоже не принесет.
– Интересно, а Трамниц тоже содержится в том же отделении, что и я?
Фрау Зенгер нахмурилась и ответила:
– Странно, что именно вы задали этот вопрос. Без комментариев.
«Что она имела в виду под словами «странно» и «именно вы»?» – пронеслось в голове у Беркхоффа.
– Просто по телевизору сообщили, что убийца детей тоже находится здесь, – не отставал Тилль.
– Повторяю еще раз. Я не имею права разговаривать с вами о других пациентах, – твердо заявила фрау Зенгер.
– И все же он рядом со мной?
Однако этот вопрос тоже остался без ответа. Тилль хотел было уже сказать, что его беспокоит возможность нахождения рядом со столь жестоким монстром и перспектива дышать с ним одним воздухом, но, к счастью, вовремя одумался, посчитав, что для человека, только что пытавшегося покончить с собой, такое заявление прозвучало бы не очень правдоподобно.
Между тем они вышли в коридор, и Тилль, следовавший за руководителем клиники, невольно задержался у окна.
– Там, на улице, остановка? – удивился он.
Тогда фрау Зенгер сделала пару шагов назад и, подойдя к Беркхоффу, тоже поглядела в окно.
В этой восточной стороне больничного парка асфальтированные дорожки были шире, чем в западной части, на которую выходили окна кабинета руководителя клиники. Насколько Тиллю удалось разглядеть в свете наружного освещения, в дневное время их должны были затенять большие деревья, как в настоящем парке. Некоторые из этих гигантов уже успели сбросить листву, и теперь, подхваченная порывами ветра, она кружилась над лужайкой, размеры которой поистине ошеломляли.
– Да, это остановка, – подтвердила фрау Зенгер.
– А зачем она здесь?
Зенгер пожала плечами и сделала Тиллю знак следовать дальше.
– Я не сторонник концепции, в духе которой была обустроена эта остановка, но должна признать, что она себя вполне оправдала, – уклончиво пояснила она.
Они двинулись по коридору и свернули направо, где их поджидал темнокожий санитар. Это был один из тех верзил, которые принимали Тилля накануне в приемном покое.
– Что за концепция? – поинтересовался Беркхофф.
– К нам время от времени поступают пациенты с кратковременной потерей памяти, – охотно принялась объяснять фрау Зенгер. – Они не помнят, по какой причине их доставили сюда, и поэтому начинают нервничать, проявлять беспокойство и даже агрессивность. Когда мы замечаем, что они впадают в состояние сильного возбуждения, то разрешаем им посидеть на остановке. Как бы в ожидании автобуса, который увезет их отсюда.