Первопроходцы - читать онлайн книгу. Автор: Олег Слободчиков cтр.№ 35

На расспросы Кирилла он отвечал небрежно и кратко:

– По наказной памяти нынешних воевод зимовали на Оймяконе. Стужа там лютая, место голодное. Андрейка Горелый, – кивнул на казака, – с промышленными людьми и якутами ходил за Камень, на Ламу, к тамошним ламутам, они им зад надрали. Слава Богу, вернулись живы. По наказу наших воевод плывем искать новых земель и народов, а тут вы…

– Ну, а мы как ушли с Постником с Яны, так здесь служим.

– Губарь рассказывал, – рассеянно обронил Михей.

– На Яне зимовали в перфильевском Верхоянском зимовье, – Кирилл перевел глаза с атамана на казаков и промышленных, которые внимательно слушали. – Якуты там жаловались на юкагиров, что грабят, холопят. Весной, в конце мая, на конях и волоком перешли мы с ними из Ондучея в Товстак, потом на Индигирку, повыше здешних мест. Построили струги, с боями сплыли до юкагирских земель, поставили зимовье. В зиму было несколько осад – отбились, взяли аманатов. Осенью на стругах ходили вверх по Индигирке, врасплох на рыбалке, захватили юкагирских мужиков князца Иванды, – мотнул бородой в сторону горницы и сидевших там тунгусов, – взяли под них ясак сто десять соболей.

– Где же те люди? – со скрытой обидой спросил Михей. – Ни одной души не видели, чтобы спросить про реку.

Кирилл уныло рассмеялся и продолжил прерванный рассказ:

– Потом Постник с ясаком пошел в Ленский, и осталось нас здесь шестнадцать человек. А как на перемену прибыли Митька Зырян с Семейкой, – указал на Дежнева, – стало еще меньше. Здешние ясачные юкагиры куда-то ушли. Зырян поплыл за ними вниз по Индигирке и, по слухам, за полднища до моря поставил зимовье на земле олюбленских юкагиров.

– То-то мы никого не видели, – досадливо крякнул Михей.

– Выходит, так! – кивнул Кирилл. – Хотите быть первыми – плывите дальше. Юкагиры сказывают, к восходу есть река шире здешней. Народов на ней много, и кочующих, и сидячих. А падает она, как Лена, в Студеное море… Пойдете? – Хохотнул, подняв брови, обнажая желтые зубы под усами.

– Теперь туда ближе, чем обратно… Да несолоно хлебавши, – разглядывая заложников, пробормотал Стадухин. И спросил: – Не страшно втроем при трех аманатах?

– Страшно! – посуровев лицом, признался Кирилл. – Нас пятеро: другие рыбу ловят. Юкагиры откочевали, когда вернутся неведомо. Захотят отобрать сородичей силой – нам не устоять. Перебьют. Оставил бы с полдесятка промышленных. Здесь промыслы добрые, соболь хорош, зимовье готовенькое. А дальше к полночи – голодная тундра.

Михей обернулся к Пантелею Пенде, вопросительно взглянув на него затравленными глазами. Тот разлепил сжатые губы, равнодушно согласился:

– Кто хочет, пусть здесь промышляет. Я с тобой пойду!

Стадухин обвел усталым взглядом людей, сидевших вдоль стен.

– Есть желающие помочь годовщикам?

– Мы бы остались, – за всю пришлую ватажку ответил Ожегов. Косматая борода на скуластом лице топорщилась путаными прядями. Он чесал и приглаживал ее, пропуская сквозь скрюченные пальцы, пристально вглядывался в глаза атамана. Никто из его людей не спорил, хотя Иван говорил без совета с ними.

– Ну и с Богом! На коче тесно.

– Остались бы, да не с чем, – не мигая, поджал губы передовщик и, не дождавшись предложений, попросил: – Дай пороху, свинца и соли. Поделись!

– Даром, что ли? – сощурившись, захихикал Федька Катаев.

– Задаром только в острогах бьют! – хмыкнул в бороду веселый от встречи со знакомыми людьми Кирилл Нифантьев и беспечально пригладил кабаний загривок волос, нависший между плеч.

Сдержанный смешок прокатился по зимовью.

– Ладейку строили для реки! – тихо, но внятно проговорил Пантелей Пенда из угла. – Если идти морем – нам половины людей хватит, не то потонем.

– Служилых оставить не могу, а промышленным – воля! – объявил атаман и заметил, как просияли лица братьев. – Неужто и вы останетесь? – тихо спросил Тарха.

– Нам никак нельзя вернуться без добычи! – смущенно ответил тот. – Государь жалованья не платит.

– На новых-то землях, где допреж ни казаков, ни промышленных не было, продадите товар вдвое против здешнего, – стал неуверенно прельщать Михей и вспомнил, что то же самое говорил в Ленском остроге.

– Что за товар? – привстал с лавки Кирилл. – Прошлый год были люди купца Гусельникова.

Михей удивленно выругался:

– Везде успевают, проныры пинежские! – Глаза его остановились на беззаботно улыбавшемся Дежневе. – Одного казака могу оставить!

Добродушное лицо Семейки резко напряглось, глаза сузились.

– Нет! – просипел он, до белизны пальцев вцепившись в лавку, и метнул на атамана такой леденящий взгляд, что тот недоуменно хохотнул. – Зря, что ли, коч строил?

Михей перевел взгляд на Гришку Простоквашу. Тот громко засопел, неприязненно задрав нос к потолку. Герасим, заводивший глазами, как только зашла речь о товаре, стал громко перечислять, что им взято для торга. Федька Катаев, кудахча, вторил о своем. К ним придвинулись зимовейщики, а промышленные приставшей на Оймяконе ватажки стали рядиться.

– Вы бы дали нам по две гривенке пороха, да по три свинца, да соли по полпуда…

– Чего захотели, – загалдели казаки. – Соли самим мало.

– Вы по морю пойдете, напарите…

Торговались долго. С рыбалки вернулись двое зимовейщиков. Бросили в сенях невыпотрошенную рыбу и ввязались в спор, будто соль, порох, свинец нужны были им самим. Чуна, вольно сидевший среди казаков и презрительно поглядывавший на прикованных аманатов, сказал вдруг:

– На Погыче-реке народу много, народ сильный, перебьет нас без ружей!

На миг в зимовье наступила такая тишина, что стал слышен комариный писк.

– Охтеньки! Опять заговорил! – недоуменно пробормотал Вторка Гаврилов.

– Молчал-молчал, слушал-слушал и затолмачил! – Коновал поднял густые брови, растянул половину рта в удивленной улыбке. – Хоть возвращайся на Охоту.

После полудня все сошлись на том, что Михей Стадухин возьмет на себя четыре сорока ожеговских соболей за выданный ватажке припас и расплатится по общей кабале. Герасим за время похода продал половину товара, частью дал в долг под кабальные записи ожеговским и своим людям, он хотел остаться на Индигирке, чтобы получить долги после промыслов. Михей согласился, что это разумно: искать должников по Сибири, перепродавать кабальные записи – дело суетное, соглашался и с тем, что Тарху безопасней остаться здесь, но ныла под сердцем обида, что братья молчком винят его за прежние неудачи. «Силком счастливым не сделаешь!» – подумал и благословил их.

Ночевали казаки и промышленные возле зимовья: кто на коче, кто у костров. Стадухин, услышав про новую реку, оживился, повеселел. Светлой северной ночью, как всегда, он успокоился последним, а одеяло сбросил первым. Розовело редколесье, небо было голубым и ясным, сон атамана недолгим, но глубоким. Михей сполоснул лицо, положил семь поясных поклонов на лиственничный лес, разгоравшийся под солнцем в цвет начищенной меди, и стал будить товарищей. Промышленные спали, пряча от гнуса вымазанные дегтем лица. Иные закрывали их сетками из конского волоса. Все слышали атамана и наслаждались тем, что больше ему неподвластны. Проводить судно поднялись только трое, среди них два отчаянно зевавших брата. Тринадцать казаков, аманат и Пантелей Пенда оттолкнулись шестами от берега, коч подхватило течение реки. Братья вернулись в зимовье, а промышленный, глядя вслед удалявшемуся судну, спустил портки и стал мочиться. Стадухин склонился к воде, высматривая посадку, распрямился и крикнул ему, заправлявшему кушак: