Глаза колдуна - читать онлайн книгу. Автор: Ксения Хан cтр.№ 37

Никто, кроме Серласа, не знает, как она выглядела и что говорила, каким был ее голос, какими нежными были руки. Как она смеялась и плакала. Как пела на самой заре, прогоняя дрему. «Ветер колышет ольху над водой, солнце и зной, лето и зной…»

– Расскажи сказку, Серлас.

Они сидят у небольшого камина – Серлас собирал его сам несколько дней и боялся попросить о помощи у знакомого местного плотника, но когда Клементина, перекупавшись в холодной воде, простудилась до жара, ему пришлось сдаться и звать чужака в крохотный дом на свой страх и риск. Догорают последние сухие поленья, и идти за новыми в пристройку с навесом под самым дождем ему не хочется. Девочка сидит на его кровати, теребит оставленный с утра платок в мелкий узор из веточек рябины и поглядывает в тлеющие угли, будто видит в них что-то, недоступное обычному глазу.

Серлас вздыхает.

– Давным-давно в далекую-предалекую старину, – заводит он и, в сердцах проклиная французское наречие, переходит на гэльский, – жила-была в замке над озером прекрасная девушка. Говорили, что она помолвлена с королевским сыном, что они должны вскоре обвенчаться.

Он сидит у самого огня, но кидает в сторону постели с притихшей Клементиной косые взгляды. Она с трудом переносит гэльскую речь, отказывается слушать Серласа, когда он ругает ее или просит помощи, и только сказки учат ее родному языку. Сейчас она смотрит на него и почти не шевелится. В такие редкие минуты покоя он готов рассказывать что угодно.

– Но случилось страшное, – с придыханием говорит Серлас, и Клементина ахает, – жениха девушки убили и сбросили в озеро под замком. Конечно же, он не мог сдержать своего обещания и жениться на прекрасной девушке.

– Конечно же, – кивает она. В доме душно, все окна закрыты, и оттого воздух, нагретый огнем в камине, тяжело оседает на плечи. Серлас встает, чтобы открыть ставни (ведь в грозу никто не будет ходить мимо чужих домов и заглядывать в окна).

– Та девушка, потеряв возлюбленного, лишилась рассудка – слишком нежное у нее было сердце – и от тоски по нему начала чахнуть.

Впустив в комнату резкий одиночный порыв ветра, Серлас возвращается к камину.

– Накинь, – говорит он Клементине, указывая на платок в ее руках. – Иначе замерзнешь. На доктора у нас с тобой нет денег.

– А ты не прерывайся, рассказывай! – капризно отвечает она, но платок на плечи натягивает и падает лицом в набитую соломой подушку, устраиваясь поудобнее.

– Больше девушку никто не видел, – продолжает Серлас. – Поговаривали, будто ее унесли фейри. Но через некоторое время в том озере под замком появилась белая форель. Никто не знал, откуда она там взялась, да и что это вообще такое, они тоже не знали.

– Почему?

– Потому что тогда люди форели в глаза не видели.

Клементина недоверчиво хмурится, сводит к переносице тонкие светлые брови, в которых играют рыжие отблески от огня в камине, и кривит губы. Полные, нижняя крупнее верхней. Они не похожи на губы Нессы. И уж тем более они не похожи на губы Серласа.

Пока он рассказывает бесхитростную историю о белой форели и незадачливом солдате, решившем съесть ее на обед, чтобы поглумиться над суеверным местным населением, Клементина засыпает. Сквозь свой беспокойный сон – а в дождь ей всегда спится тревожно – она бормочет что-то о сиренах и селки, и в ее тихом детском лепете французские слова перемежаются гэльскими и английскими и повторяются, будто водят хоровод.

Серлас относит ее в маленькую спальню с узкой кроватью и одним стулом, на котором в беспорядке накиданы юбки, рубашки и даже башмачки, укладывает спать и выходит, прикрывая за собой дверь.

Его можно было бы посчитать заботливым родителем, вдовцом с единственной дочерью. Если бы все это было правдой. Если бы она была его дочерью.

В первые годы ее жизни, когда Клементину можно было принять за Клемента, никто не задавал вопросов человеку с ребенком на руках. Никто не спрашивал Серласа о матери девочки (или сына, если он называл ребенка Клементом, боясь незнакомцев вокруг, что рыскали – всего лишь в его воображении – в поисках ведьм). Все встречающиеся им на нелегком пути люди кивали и с сочувствием провожали взглядами, или гнали прочь, едва завидев бедняка в обносках с грязным младенцем, или делились с ним едой и добродушно улыбались его бессвязным рассказам, абсолютно его не слушая.

Потом, как только Клементине исполнилось три, весь мир будто увидел в ней девочку. «Ребенок должен расти рядом с матерью! – говорили сплетники вслед Серласу. – Где мать этой девочки? Не пора ли вдовцу жениться во второй раз?» Серлас не обращал на эти слухи никакого внимания, пока сама Клементина не стала поднимать тревожную тему.

«Если ты не родитель мне, – говорила она, – то где он?»

«Твоя мать мертва, – обрывал Серлас всякие расспросы, пока любопытная девчонка не заходила дальше. – Твою мать звали Несса, и она умерла, чтобы ты жила. Это все».

Он знал, что Клементину такой ответ не устраивал. Но говорить о Нессе с ее дочерью… Рассказывать, какой она была, что сделала для нее и ради нее. Это было выше всяких сил Серласа, а он никогда не льстил себе – дух его был слаб и пуглив.

Пока Клементина, убаюканная вечерней сказкой, спокойно спит в своей постели, он выходит из дома под редкие капли дождя – тот уже заканчивается, и тучи медленно и лениво расходятся над крышей одинокого дома. В небе появляются первые звезды, смутный облик наливающейся луны становится ярче.

Серлас вдыхает свежий воздух, разминает затекшие мышцы рук и спины. Кривой излом ребер напоминает о себе тупой болью, но Серлас игнорирует ее и тянется руками до навеса пристройки. Сейчас, когда его не беспокоит ни Клементина, ни жители Джерси, одним прекрасным днем посчитавшие его лучшим рыбаком на крохотном острове, Серлас может расслабиться. Отойти к самому отвесному берегу, сесть, свесив ноги прямо со скалы, и смотреть на бушующее далеко внизу море. И думать, думать…

Бороться с мыслями о малодушном прыжке в волны, который избавил бы его от жизни на привязи. С каждым днем эта идея обретает плоть и кости, наливается кровью, становится живой. Серлас мечтает об избавлении от мучающих его образов: в них столько боли, что порой хочется удавиться, лишь бы не видеть их.

Лицо Нессы. Голос Нессы. Догорающий на площади Трали костер.

Улыбки Нессы. Крик Нессы. Предсмертный завет, звучащий в голове Серласа.

Не знать тебе больше смерти.

Правда ли это? Серлас никогда не проверяет, не поддается желанию проверить это и считает обещание выдумкой, подсознательными страхами, которые, обыкновенно принимая форму чудовищ, в его голове сплелись проклятием.

Он держит свое слово, не отступается от него и служит подрастающей Клементине защитником, как и обещал. Но с каждым днем ноша становится для него все тягостнее, уверенность в собственных силах тает на глазах. Серлас с ужасом ждет того дня, когда не сможет, не пожелает более жить ради девочки, которой не является даже отцом.