Мне стоило немалых усилий остаться спокойной, спасло разве что осознание того, что до ночи еще далеко. И что после сегодняшнего бала все изменится.
— Этот мир давно принадлежит мне, — произнес он, глядя мне в глаза. — Все, что в нем — тоже принадлежит мне. Не говоря уже о маленькой смертной букашке, которая возомнила себя королевой. Впрочем, мне нравится твой нрав. Объезжать таких как ты — одно удовольствие. За эти тысячелетия я уже порядком подустал от девок, которые с готовностью предлагают себя. Гораздо интереснее брать то, что недоступно.
— Меня от вас тошнит! — выдохнула я ему в лицо, и музыка оборвалась.
Туфельки коснулись пола, но Золтер меня не отпустил.
— Вот мы и вернулись к тому, от чего пришли. Верно?
Руку он мне подал издевательски-галантным жестом, и мне пришлось на него ответить.
Мы снова вернулись к трону, но на этот раз зал мельтешил у меня перед глазами. Чтобы успокоиться, я отыскала взглядом Лизею (она танцевала с большеухим элленари, кажется, из зверинца). Он едва доставал макушкой ей до груди, но двигался столь ловко, что танец в их исполнении был просто завораживающим. Ирэя порхала по залу с каким-то высоким элленари с кожистыми крыльями, с какими в нашем мире изображали демонов. Он облизывал ее декольте (буквально), и от этого зрелища меня замутило. Амалия изваянием застыла чуть поодаль от трона, не глядя ни на меня, ни в зал.
Время тянулось невыносимо медленно, от танца к танцу, заставляя меня все сильнее сжимать пальцы на подлокотниках. Я расслабляла их, вспоминая, что на меня смотрят все, но потом ловила себя на том, что они снова обтекают резьбу с такой силой, что металл до боли врезается в кожу.
Золтер на меня не смотрел. Казалось, он утратил ко мне всякий интерес, оставив за собой последнее слово. К нам подходили и благодарили за солнечный свет, за новую жизнь, снова и снова, снова и снова, снова и снова.
Он принимал эти благодарности как само собой разумеющееся, как если бы имел к ним хотя бы малейшее отношение. Напитки, которые нам приносили снующие по залу слуги, я не брала. Мне не хотелось случайно оказаться под властью непонятной дурманящей дряни стараниями Ирэи или кого-то еще. Сейчас помимо прочего это было бы очень не вовремя, но чем больше времени проходило, тем сильнее пересыхало во рту.
— С вашей подозрительностью, моя дорогая Лавиния, — язвительно заметил Золтер, когда я снова отказалась от напитка иссиня-черного цвета, — вы умрете от жажды. Неужели вы думаете, что кто-то посмеет отравить мою королеву?
Последние два слова он выделил особо.
— Вы не поверите, но ваша кузина уже пыталась, — заметила я. — Что, Найтриш вам об этом не рассказала?
У Золтера шевельнулись ноздри.
— Случись это при мне, ее бы разодрали в клочья.
— О, не сомневаюсь. При вас либо в клочья, либо в тлен, — заметила я.
— Клочья и тлен — это именно то, чего заслуживают предатели, — произнес он.
— А может быть, предатели появляются там, где слишком много клочьев и тлена?
Ярость, полыхнувшая в его глазах, ударила в сердце ледяным холодом.
Он поднялся, спустя несколько минут затерявшись в мельтешащей толпе, а я убрала руки с подлокотников. Не знаю, как это выглядело в Аурихэйме, в нашем мире подобный жест был бы воспринят, как пренебрежение к своей супруге. Сейчас я была искренне счастлива, что «супруг» меня оставил, потому что наконец-то смогла поискать взглядом Лизею.
Ее нигде не было.
Это заставило сердце забиться чаще: неужели Льер найден? Как бы я хотела знать, что с ним все в порядке, что он свободен! Лизея обещала, что так и будет, она говорила, что Наргстрен и Ронгхэйрд очень сильны, и что вместе они сумеют разрушить любые отводящие чары.
Обернулась на Амалию, но она исчезла.
Час от часу не легче! Куда эту девчонку понесло в самый ответственный момент?!
В ту минуту, когда я уже готова была идти ее искать, девушка вынырнула из толпы. Приблизившись ко мне, склонилась в реверансе и шепнула одними губами:
— Лизея просила передать, что все хорошо.
Я удивленно взглянула на нее, и в эту минуту увидела Наргстрена.
Он прошел мимо, едва склонив голову — со стороны могло показаться, что в знак приветствия, тем не менее это был знак совершенно иного рода. И я поняла, почему Лизея попросила Амалию о помощи: после нашей сегодняшней ссоры это был самый лучший вариант.
Во рту пересохло теперь уже отнюдь не от жажды, я расправила платье, чтобы не сцепить руки прямо на коленях. Несмотря на то, что все внутри дрожало от напряжения, теперь я знала, что Льер жив и что с ним все в порядке. От осознания этого сначала захотелось плакать, а потом парить. Я даже почти ничего не почувствовала, когда увидела Золтера, широким шагом идущего к трону. Все расступались, музыка смолкла.
Опустившись на трон, он вскинул руку:
— С донесениями от границ Пустоты мои главнокомандующие прибудут через минуту, а пока…
— А пока, — я поднялась, резко перебив его и понимая, что другой такой возможности просто не будет. — Я должна признаться в том, что все это ложь. Я и его аэльвэрство никогда не были супругами.
Иллюзия браслета, подчиняясь моей магии, спала мгновенно, открывая на обозрение мой узор. Толпа ахнула.
— Более того, мы никогда не были мьерхаартан, — я провела пальцами по узору, повторяя его контуры. — Это плетение просто прикрывает мою истинную суть. Суть элленари.
Тишина, воцарившаяся после моих слов, была звенящей. Ярость Золтера, вломившаяся в нее, искрила как не столь давно открытое в нашем мире электричество, грозя уничтожить меня на месте. Я собиралась продолжить, когда увидела в конце зала Лизею с расширенными от ужаса глазами.
Поймала ехидную улыбку Амалии, споткнулась взглядом о прильнувшую к Наргстрену Ирэю, которая послала мне воздушный поцелуй.
А в следующий миг рядом со мной поднялся Золтер.
Сковавший меня по рукам и ногам страх был настолько силен, что я едва сумела вдохнуть. Потому что, глядя в глаза Лизее я поняла: Льер все еще там. Где-то, где он его держит. Скорее всего, в закаленных антимагией цепях, о которых он мне рассказывал.
— Вероятно, эта женщина повредилась рассудком. — Голос Золтера ударил в сознание, разбивая оцепенение, в котором я пребывала. — И в этом отчасти моя вина. Сила и магия Аурихэйма, быть может, стали для нее непосильной ношей.
Он повернулся ко мне.
— И это, вне всяких сомнений, большое горе для нас всех. Но что самое страшное — ее решили использовать. Ее слабость и хрупкость решили использовать, чтобы разрушить все, к чему мы шли столько тысячелетий. Этот узор — иллюзия.
Моя кожа очистилась в считанные секунды, на запястье вспыхнул браслет.
— Сожалею, но я вынужден вас оставить. Мне нужно решить, что делать с супругой. Но главное, — Золтер сделал выразительную паузу и посмотрел мне в глаза, — решить, что делать с теми, кто возомнил, что может использовать ее светлую силу против меня. Пойдем.