— Ты не выглядишь счастливой, — заметил Льер, когда мы шли по коридорам.
Учитывая, что это была чуть ли не первое его неофициальное ко мне обращение, прозвучало оно, по меньшей мере, неожиданно.
— А должна? — поинтересовалась я.
— Мне казалось, тебе небезразлична участь Аурихэйма.
— Это так.
— Я полагал, что новости о Пустоте тебя порадуют.
— Они меня радуют, — сказала я.
— Ирэя что-то тебе сказала?
Не считая «да, ваше аэльвэйрство» и «нет, ваше аэльвэйрство», — сказанных тем же тоном, каким обычно проклинают?
— Нет.
— Тогда в чем дело, Лавиния?
Он спрашивал это так серьезно, как будто ему действительно было дело до моих чувств.
— Немного устала. На балах мне становится не по себе.
Льер вгляделся в мое лицо, кивнул.
— Это нормально.
Я хотела сказать, что это не нормально, но промолчала. Тем более что стоило нам выйти, как мне разом стало легче. Какой смысл говорить о том, чего нет?
Он открыл мне дверь (никогда не думала, что буду наслаждаться мгновениями, когда передо мной открывают дверь, а не портал), пропуская первой, сам вошел следом.
— Доброй ночи, — сказала я, намекая на то, что хочу остаться одна.
Надо будет пригласить Амалию и попросить, чтобы помогла мне раздеться. Не хочу сегодня больше никого видеть.
— Я никуда не ухожу, — негромкий стук подтвердил его слова.
Льер прошел в комнату и принялся расстегивать мундир.
— Вы с ума сошли?! — искренне изумилась я, когда он сбросил его на кресло и принялся за рубашку.
— Нет, с ума сошла ты, Лавиния, если думаешь, что я не стану спать со своей женой.
Я моргнула.
Особенно когда рубашка отправилась следом за мундиром, а перед глазами замаячила широкая мужская грудь с литыми мышцами. Ладно бы, если бы это была золтерова грудь (а это и была золтерова грудь!), но с момента как я узнала о том, что это всего лишь облик, я даже под пламенем волос видела черные, а в глубине темных глаз находила синеву.
Что это, если не помешательство?!
— Немедленно оденьтесь, — сказала я. — И покиньте комнату! У нас с вами договоренность…
— У нас с вами, — насмешливо сказал Льер и взялся за пряжку штанов, — клятва на крови. Которая мне не позволит к тебе прикоснуться, пока ты сама не захочешь. Так что можешь быть спокойна.
Вот чем, спрашивается, я думала, когда заключала эту договоренность?! Точнее, чем я думала, когда не включила в нее пункт о том, что у меня должна быть своя, отдельная комната?!
В ту минуту, когда бряцнула пряжка, я метнулась в ванную, с силой захлопнув за собой дверь.
Да что со мной происходит?!
Я взрослая женщина, которая… которая…
Которая толком не знала мужчины.
Я потянулась за спину, чтобы расшнуровать лиф, поцарапалась о жесткую кромку, расшитую камнями, и зашипела. Надо было требовать обычное платье, по моде элленари, но мне (из-за этого дурацкого завтрака, который принесла Амалия) захотелось одеться, как дома.
Оделась! Теперь бы еще раздеться.
Глядя на глубокую, наливающуюся кровью царапину, потянулась к крану. Мне было не привыкать, что вода здесь начинает литься тогда, когда ты этого хочешь, но привычка никуда не делась. Прежде чем я успела сунуть руку под воду и призвать магию, мое запястье перехватили.
— Ни на минуту нельзя оставить одну, — произнес мой му… его аэльерство.
Под скользнувшей по ней магией царапина затянулась, я даже вздохнуть не успела. А в следующее мгновение Льер уже взялся за шнуровку моего лифа.
От возмущения во мне кончились слова, которые принято говорить в таких ситуациях. Хотя возможно, в таких ситуациях лучше говорить именно то, что пришло на ум (пусть даже воспитание против).
— Уберите свои грязные руки, — сообщила я ледяным тоном.
— Они у меня не грязные, Лавиния, — произнес он. — Но если ты настаиваешь, я могу их помыть.
Меня отодвинули в сторону и сунули руки под воду. Длинные красивые пальцы, на которые я смотрела, чтобы не смотреть ни на что другое, потому что Льер был полностью обнажен.
— Все? — поинтересовался он, когда порыв воздуха высушил капли на его ладонях.
— У вас совесть есть?! — спросила я, когда, наконец, обрела дар речи.
— Нет, — он развернул меня к себе спиной и снова взялся за шнуровку. — Советую тебе от нее тоже избавиться как можно быстрее, потому что от совести слишком много проблем.
Я чувствовала, как его пальцы касаются кожи, как лиф с каждым скольжением шнура становится все свободнее, и как с каждым касанием ткани или его рук грудь становится все более чувствительной. Хотя мою грудь он вообще не трогал и даже на нее не смотрел. По-хорошему, Льер действительно до меня не дотрагивался, просто помогал раздеться.
— Хочешь принять ванну? — поинтересовался, как ни в чем не бывало, когда платье стало полностью свободным и готово было соскользнуть к моим ногам.
Чтобы ему этого не позволить, я прижимала его руками к груди так плотно, как только могла, и дышать тяжело мне было исключительно поэтому. Да, именно поэтому, и потому же до меня не сразу дошел смысл его слов.
— С вами — нет! — отрезала я.
Льер приподнял брови.
— Я разве такое предлагал? Но ход твоих мыслей мне нравится.
Вот тут я покраснела. Натурально покраснела, как дебютантка под взглядом опытного мужчины, который кажется ей безумно привлекательным и недосягаемым.
— Мой ход мыслей не имеет к вам никакого отношения!
— Разумеется, не имеет. — Льер приблизился к ванной, а если быть точной, к утопленному в пол бассейну, который напоминал тот, что был в покоях Золтера.
Усилием воли направила свои мысли именно в ту ночь, и это помогло справиться с тем чувством, которое охватило меня, стоило увидеть его спину, и… гм, ягодицы. Резко отвернувшись, по-прежнему прижимая платье к себе, я их снова увидела — в отражении. Помимо этого увидела, как наполняется кристально чистой водой бассейн, в котором места для двоих хватило бы с лихвой.
Всевидящий!
— Я бы предпочла остаться одна.
— Ну разумеется, предпочла бы, — насмешка в его голосе была слишком откровенной, чтобы стать признанием моей правоты.
— Считаешь себя неотразимым?! — я резко повернулась к нему и платье все-таки упало. Я ахнула, когда прохладный воздух обжег кожу, но подхватывать его и верещать, как девица на выданье, было как-то совершенно не к месту. Тем более что взгляд Льера потемнел буквально до черноты, меняя цвет на знакомый мне темно-синий.