Я указала на бабочку.
— Это что-то да значит, верно? И то, что я смогла создать портал…
— Довольно. — Голос он не повысил, но от прозвучавших в нем интонаций — подавляюще-властных, желание говорить дальше пропало. — Мои решения под сомнение не ставят, Лавиния. Надеюсь, ты это запомнишь, когда в следующий раз соберешься выйти из комнаты. И да, на наказании Ирэи тебе придется присутствовать. Сегодня вечером.
Он вышел, а я с трудом подавила желание запустить в закрывшуюся дверь чем-нибудь потяжелее.
У-урод! Какой же он все-таки урод!
Прошлась по комнате, сжимая и разжимая пальцы. Итак, что у нас получается? Заговорщики уверены, что Золтер что-то задумал, но Золтер говорит, что я теперь бесполезна, и что ребенка не будет. Больше того, не хочет даже подпускать меня к тому, что творится в Аурихэйме. Заговор, кажется, его тоже совершенно не волнует, он не спросил у меня никаких деталей или имен. Хотя одно имя во время несостоявшегося похода в библиотеку я все-таки услышала: Наргстрен. Собеседник этого Наргстрена считает, что я здесь не просто так, но…
Вот ведь ирония — магия в нашем мире сильнее всего «цеплялась», выражаясь словами Золтера, именно за женщин, и именно в женщинах ее сильнее всего подавляли. Отказывались развивать, заставляли сходить на нет, сбивали малейшую искру и тут же ее тушили. Не потому ли мы сейчас имеем то, что имеем? Угасающую магию, которую не удается удержать.
Да, артефакты заряжаются, но что будет, когда магия в нашем мире иссякнет вместе с последним магом?
Я потерла виски.
Тереза, Винсент, как же мне не хватает ваших знаний. Вы бы в два счета решили эту задачку, не говоря уже про Эльгера… Хотя он уверен, что дело совсем в другом.
Я снова прошлась по комнате, отогнала котенка от бабочки, которая полетела в ванную, и резко остановилась. Так резко, что чуть не упала: чтобы удержать равновесие, пришлось ухватиться за столбик кровати.
Просто я только что осознала, что слышала разговор элленари через полог безмолвия.
9
Амалия продолжала плакать. Если честно, я уже сомневалась, что поступила правильно, когда просила у его аэльвэрства разрешения ее увидеть: стоило мне войти, у сидевшей в кресле девушки задрожали губы, и она разрыдалась. На этот раз магией я не стала пользоваться, потому что магия способна принести лишь кратковременное облегчение, проблему она не решает. А проблема была, и существенная.
— Мы никогда отсюда не выберемся, — всхлипывала Амалия. — Вы обещали, что сможете вытащить нас, но мы по-прежнему здесь.
И ничего так, что с моего обещания прошло не больше пары дней?
— Амалия, я всегда держу свое слово.
— И как вы собираетесь это сделать? — Девушка подняла опухшее от слез лицо. — Как вы собираетесь пересечь границу Аурихэйма, если сами сказали, что сделать это может только элленари?!
Каюсь. Сказала. В прошлый раз.
— Амалия, ко мне в сон приходил месье Эльгер. Сильнейший маг нашего мира. Он сказал, что я меняюсь, и что нам нужно понять, что со мной происходит…
Хорошо бы сделать это до того, как я пойму, что мне делать с умирающим Аурихэймом. Его аэльвэрство слушать меня не стало, но после нашего разговора я не могла перестать думать про плачущий лес: олицетворение того, что происходит с домом элленари. Если бы у меня только было побольше сведений — например, о том, что нарушило баланс. Вот только откуда их взять? Если теперь по любому поводу надо спрашивать Золтера.
— Месье Эльгер?
— Эрик Эльгер. Герцог де ла Мер.
Амалия судорожно сцепила пальцы. Имя герцога де ла Мера в высшем свете не знал только… ладно, его знали все. Как ни парадоксально, преимущественно из-за его отца, который собирался занять трон Вэлеи, а после залить кровью мир ради возрождения магии. В связи со всем, что я узнала, мне вдруг стало интересно, как он собирался это сделать? Или в знаниях мааджари об элленари было чуть больше, чем где бы то ни было?
— Он сможет нас спасти?
— Если я выясню, что творится с моей магией. Ты же понимаешь, что говорить об этом никому нельзя?
Девушка кивнула, быстро-быстро.
— А что с ней происходит?
— Я… создаю порталы, — раскрыла ладони, хотя к моим ладоням порталы не имели никакого отношения. — Пространственные переходы, правда, пока на очень небольшие расстояния.
Если вспомнить Ирэю, она провалилась сквозь пол и выпала в тронном зале, во время наказания Льера я просто рванулась к нему — и оказалась рядом. Единственное, что объединяло эти моменты — сильные эмоции. Может быть, в этом все дело?
— Еще я спасла тебя.
Амалия широко распахнула глаза.
— В лесу. Помнишь первый раз, когда ты пришла в себя в Аурихэйме?
И почему Золтер запретил мне об этом говорить?
Вопросы, вопросы, вопросы — и ни одного ответа.
— Аурихэйм не откликается на магию смертных, но на мою магию по какой-то причине откликается. Поэтому… — я улыбнулась и протянула ей руку. — Мы обязательно вернемся.
Амалия вложила в ладонь дрожащие пальцы. Под глазами девушки залегли глубокие темные круги, и даже оттеняющее ее светлую кожу голубое платье сейчас не освежало.
— Я очень надеюсь, леди Лавиния, — сдавленно прошептала она. — У меня такое чувство, что этот мир меня убивает. Я здесь постоянно мерзну… Помните, я говорила, что мне не страшны холода? Но здесь с утра до ночи продирает озноб, хотя жара у меня нет.
Я приложила ладонь к ее лбу: действительно, жара нет.
— Ты говорила кому-нибудь об этом? — спросила встревоженно.
Да, Аурихэйм — не лучшее место для юной леди, и я сама частенько мерзну от близости Смерти, но…
— А со мной кто-то говорит? — Она горько усмехнулась. — Мне приносят еду с таким видом, словно кормят зверье. Единственная, с кем я говорю — вы.
Я прищурилась.
— Кто тебе прислуживает?
— Прислуживает? — Амалия приподняла брови. — Несет тяжелую повинность, вы хотели сказать. Они каждый день меняются, и ни одна не назвала своего имени, хотя я пыталась спросить.
Взметнувшуюся было внутри ярость я заставила отступить. Нет, с этим элленарийским снобизмом пора что-то делать, и если это делать — то делать сегодня, когда во время наказания Ирэи во внутреннем дворе соберется толпа. При мысли о том, какой может быть реакция Золтера, внутри что-то подозрительно задрожало, но эту дрожь я уняла раньше, чем она растеклась по всему телу и добралась до сердца. Если я права (а я права, потому что иначе объяснить случившееся с пологом просто нельзя), моя магия в Аурихэйме не подчиняется никаким законам и правилам, странным образом набирает силу, хотя в этом мире почти не осталось жизни.