По собственному желанию смогу возродить Аурихэйм, даже если он обратится в руины.
Дикий восторг захлестнул, ударил с той же силой, что и льющаяся сквозь меня магия. Я уже не отделяла ее от себя, уже не чувствовала, где кончается мощь, и начинаюсь я. Да и кончалась ли она где-нибудь?
Нет, определенно нет.
«Замкни контур… замкни… замкни…»
Так просто — действительно замкнуть контур, и стать… единым целым с объединенной силой, мощнее которой не существовало за все времена создания всех миров. Знания, непонятные и чужие, хлынули потоком. Я могла создавать любые заклинания, не обращаясь к книгам, мне не нужно было восстанавливаться и отдыхать, я становилась с каждой минутой все совершеннее. Все более и более неуязвимой.
Стирались из памяти воспоминания о доме, о родных, отбрасывались, как ненужные.
Винсент, Тереза, Луиза, Анри — все стало далеким, неважным. Ничтожным.
Льер…
Его образ мелькнул перед глазами, готовый отправиться вслед за остальными в небытие.
Нет!
Я не хочу его забывать.
Не хочу забывать то, что я чувствовала, когда его губы касались моих. Не хочу забывать то, что бьется во мне. То, ради чего я пришла в Аурихэйм…
Усилием воли вытряхнула себя из этого состояния, безграничного бьющегося вместе с ударами сердца могущества. Пустота рванулась за мной, но в эту минуту в безграничную тьму шагнул Золтер. Разрыв пространства ослепил, выхватив пламя волос, искаженное яростью лицо.
— Наконец-то, — произнес он. — Я знал, что рано или поздно ты попытаешься это сделать…
Отпрянув, сделала вид, что пытаюсь удержать собранную в себе силу, но Золтер шагнул следом.
— Не тебе тягаться со мной на моей территории, девчонка. Даже Альхиина не смогла, а ты…
Золтер не договорил: Пустота ударила в меня, впитывая бьющуюся в груди силу, вытягивая из меня, вливая в него.
— Впрочем, ты избавила меня от многих проблем. Воссоздала ритуал, суть которого знала только Альхиина. Я бился над плетением тысячи лет, но так и не смог его восстановить, а у тебя была ее память.
Его глаза вспыхнули Пустотой, волосы почернели, как погасшие угли.
— Она так стремилась сохранить эту тайну, но я знал, что через тебя получу все, к чему стремился.
— О да, — сказала я, — в памяти рода было много всего полезного. В частности, то, что ритуал обратим.
Последнее я выдохнула, размыкая контуры заклинания. Ослепительная вспышка — брызги золота, серебра, стихий и смерти разорвали черное покрывало Пустоты. Золтер взревел, но я уже шагнула к нему, позволяя освободившейся силе хлынуть на нас. Обхватив ладонями его лицо, прижалась губами к губам, видя под трескающейся на глазах маской совсем другое лицо. Глядя в глаза того, кто так старался сделать все, чтобы я его забыла. Отдавая всю магию, всю до капли — ему.
Не только магию, себя всю.
Миг — и последние клочки окутавшей нас тьмы растаяли как туман. Мы с Льером рухнули на землю: туда, где только что была печать Пустоты.
Пустоты больше не осталось.
Даже на его волосах: она отступила, ушла, рассвет над развалинами Двора Жизни согревал солнечными лучами его темные, иссиня-черные, как вороново крыло волосы. Я чувствовала себя выжатой до капли, опустошенной, но когда Льер открыл глаза и неверяще посмотрел на меня, нашла в себе силы приподняться.
— Льер, — прошептала я, вглядываясь в его лицо. А потом, не в силах больше держаться, наклонилась, целуя его глаза, скулы, волосы. Кажется, в эти мгновения я снова не слышала своего сердца, но какая разница, если под моими ладонями билось его.
Какая разница, если он подался ко мне, обнимая лицо в ладонями и целуя в губы так яростно, словно от этого зависела его жизнь.
— Невероятно, — раздался за спиной голос Аргайна. — Она действительно это сделала.
Льер глубоко вздохнул, разорвав поцелуй, и я его понимала. Потому что тоже не могла надышаться им. Вместе с ним.
— Мы были бы очень вам благодарны, Аргайн, если бы вы оставили нас одних, — холодно произнес он, поднимаясь и помогая подняться мне.
— О, с возвращением, — хмыкнул золотой, — но одних я вас не оставлю, потому что ваша… подруга мне очень сильно должна.
Льер потемнел лицом, рука под моей ладонью напряглась.
— Прошу прощения, — я посмотрела на сестру Аргайна. — Не подскажете, что коллекционирует ваш брат?
Судя по выражению ее лица и повисшей над нами тишине, такого не ожидал никто. Правда, уже спустя мгновение Аргайна (да, их родители не отличались оригинальностью) расхохоталась.
— Женщин, вино и бабочек, — сообщила она. — Последних пришпиливает иглами или замораживает в камнях.
— Тогда бабочек я вам отдать не могу, я против насилия. А вот коллекцию вина обязательно пополню таким, которое вы не пробовали. Хотите получить его прямо сейчас?
Судя по выражению лица Аргайна, он был не против меня придушить, но слово элленари — есть слово. Я действительно не обещала пополнить его коллекцию собой. Он метнул на сестру убийственный взгляд, но та снова расхохоталась. Она смеялась так, что у нее на глазах выступили слезы — видимо, поэтому мы все отвлеклись на нее.
Когда стихийник вскинул руку с криком:
— Назад! — было уже поздно.
Лезвие кинжала мелькнуло в дюймах от моей груди.
За миг до того, как Льер закрыл меня собой и вздрогнул, когда кинжал вошел ему в спину.
— Тва-а-арь! — заорала Ирэя: потоком воздуха ее отшвырнуло от нас, но она смотрела мне в лицо и хохотала, как сумасшедшая. — Тебе снова повезло. А ему — нет. Я смазала кинжал настоем из пыльцы иартины. Теперь смотри, как он будет умирать.
15
Кинжал валяется на земле, Льер смотрит на меня, а я на него. Мне кажется, что это сон или какой-то кошмар, потому что, чуть сдвинув пальцы, я касаюсь разорванной на его спине ткани. Рана под ней пульсирует, я отдергиваю ладонь и вижу, что на ней кровь.
Я вскидываю руку — и из земли, еще несколько минут назад иссушенной Пустотой, взлетают корни. Обхватывая запястья и шею Ирэи мощными хлыстами, волокут по земле, чтобы швырнуть к полуразрушенной стене и запечатать в кокон. Она пытается сопротивляться, с растопыренных пальцев срываются черные плети, но серебряное сияние отражает их, впитывает, разбрасывает шипящими каплями по траве. Это место — средоточие моей силы, здесь правит Жизнь, а не Смерть.
— Отпусти! — хрипит Ирэя. — Отпусти… Ты меня задушишь…
Хлестким ударом вьюна ей запечатывает рот, когда я слышу голос Льера:
— Лавиния…
Его дыхание на моей щеке отрезвляет, и я отпускаю корень, впивающийся в шею рыжей.