Николай Некрасов - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Макеев cтр.№ 57

«Вы видите, в каком положении наши дела. Они очень плохи; и нет вероятности надеяться, чтоб они улучшились. Время становится год от году тяжелее для литературы, и подписка на журнал не может расти при таком состоянии литературы. А без увеличения подписки «Современник» не может долго удержаться; наши долги в эти годы хоть не быстро, но росли. Чем это кончится? Падением журнала. И кем держится пока журнал? Только мною. А вы видите, каков я. Могу ли я прожить долго? Панаев говорил, вы уж работаете для Краевского. Он враг нам, т. е. мне. Панаева он понимает правильно и потому не имеет вражды к нему. Когда он увидит, что вы полезный сотрудник, он не потерпит, чтобы вы работали для нас и для него вместе. Он потребует, чтобы вы сделали выбор между ним и нами. Он человек в денежном отношении надежный. Держитесь его. Но пока можно, вы должны работать и для меня. Это надобно и для того, чтобы Краевский стал дорожить вами. Он руководится в своих мнениях о писателях моими мнениями. Когда он увидит, что я считаю вас полезным сотрудником, он станет дорожить вашим сотрудничеством. Когда он потребует выбора, вы сделаете выбор, как найдете лучшим для вас. А пока я буду — я уж говорил — до новой подписки буду давать вам на каждый месяц столько работы, сколько будет у меня денег дать вам. Начнется подписка, вы будете писать для меня столько, сколько будете успевать писать». — После этого он повел разговор о том, какой состав будет иметь книжка «Современника» на следующий месяц, и [стал] соображать, какую работу и сколько работы для этой книжки даст он мне.

Таково было начало моего знакомства с Некрасовым, и таков был первый его разговор со мною. <…> Когда я пришел к Некрасову и сказал, что остался при своем решении и отказался от сотрудничества Краевскому, он отвечал: «Ну, когда дело сделано, то я скажу вам, что, быть может, вы и не будете иметь причины раскаиваться. Действительно, денежное положение мое плохо, но всё-таки я думаю, что иметь дело со мною лучше, нежели с Краевским».

В этом обширном фрагменте едва ли не впервые изображается черта характера Некрасова, о которой впоследствии будут говорить и многие другие мемуаристы, — его склонность к неожиданной откровенности: в первом же разговоре с до того неизвестным ему человеком поэт мог рассказать о самых интимных и сомнительных сторонах своей жизни. Поэтому не следует, видимо, считать его откровенность в данном случае проявлением какого-то исключительного благоволения к Чернышевскому. Некрасов оценил качества молодого человека, но вряд ли в тот момент увидел в нем будущую звезду, а скорее рассматривал его как замену или подспорье Гаевскому и Михайлову, как деятельного и толкового постоянного сотрудника, которому можно будет поручать техническую работу по журналу, в том числе во время своего отсутствия. Чернышевский начал регулярно печататься в «Современнике» и уже в первый год своего сотрудничества с журналом привел на такую же мелкую библиографическую работу своего двоюродного брата и первого единомышленника — недавнего студента Санкт-Петербургского университета Александра Николаевича Пыпина. Что эти люди будут значить в истории журнала, предвидеть, конечно, никто не мог.

Восемнадцатого февраля 1855 года скончался Николай I. Закончилось ставшее ненавистным царствование, напоследок продемонстрировав скрывавшуюся за его фасадом полную деградацию практически всех устоев, на которых покоился николаевский «порядок». Новому царю Александру II досталось тяжелейшее наследство, в том числе продолжающаяся Крымская война. До августа 1855 года тянулась эта бойня, как ее назвал сам молодой император, в самом начале царствования выразивший желание ее остановить. После поражения на реке Черной 4 (16) августа обнаружилась полная бессмысленность продолжения сопротивления, и 25-го числа Севастополь был сдан. Война, однако, продолжалась до 18 (30) марта 1856 года, когда был подписан унизительный, но одновременно спасительный для России Парижский мирный договор.

На новое царствование возлагались огромные надежды, и они начали оправдываться. Среди первых шагов Александра II было удаление от власти ненавистного всему российскому прогрессивному обществу графа Петра Андреевича Клейнмихеля, главноуправляющего путей сообщения и публичных зданий, любимца и правой руки Николая I, превратившегося в своеобразный символ его режима. Были отменены квоты на прием студентов в университеты. Либерализация сказалась и на литературе: государь лично разрешил печатать ряд сочинений, ранее находившихся под запретом, в том числе произведения Гоголя. Были устранены некоторые наиболее одиозные цензоры. И последствия стали ощутимы незамедлительно. Новое время сказалось и на «Современнике» — в июне император позволил перепечатывать официальные военные известия. Общество оживало, ощущало себя так, как будто сбросило огромный груз, постепенно начинало заново обретать способность мыслить об общественных интересах.

Для Некрасова-редактора это означало завершение эпохи выживания. Чувствовалось, что вскоре можно будет перестать заниматься «проведением времени», заботиться исключительно о сохранении журнала до лучших времен. Возникло ощущение, что «лучшие времена» наставали. Казалось, «Современник» вместе со всей русской литературой мог возвращаться к подлинным целям существования. Однако вопрос, какими должны быть эти цели в условиях наступающей относительной свободы печати и общественной мысли в целом, пока не имел для Некрасова однозначного ответа. «Современник» стал своеобразной площадкой споров о том, какую роль должна играть словесность в наступавшую эпоху преобразований. Споры оказались острыми и болезненными и уже к середине года привели к кризису, своеобразному расколу в устоявшемся круге журнала.

Наиболее чутким к произошедшим изменениям в обществе оказался молодой сотрудник Чернышевский, выдвинувший свое представление о них в диссертации «Эстетические отношения искусства к действительности», диспут по которой («защита», как сказали бы сейчас) прошел 10 мая 1855 года в Санкт-Петербургском университете и вызвал шумный резонанс. Центральная идея работы заключалась в том, что, поскольку искусство есть подражание действительности, а подражание всегда ниже оригинала, то искусство всегда ниже самой жизни. Жизнь всегда прекраснее искусства. Таким образом, искусство переставало обладать некоей привилегией создания особенных эстетических ценностей, которых нет в жизни: «Совершенство формы (единство идеи и формы) не составляет характеристической черты искусства в эстетическом смысле слова (изящных искусств); прекрасное как единство идеи и образа, или как полное осуществление идеи, есть цель стремления искусства в обширнейшем смысле слова или «уменья», цель всякой практической деятельности человека». Поэтому искусство не должно выделяться как специфическое явление со своими особыми, не связанными с жизнью целью и средствами: «Искусство только напоминает нам своими воспроизведениями о том, что интересно для нас в жизни, и старается до некоторой степени познакомить нас с теми интересными сторонами жизни, которых не имели мы случая испытать или наблюдать в действительности». Искусство, таким образом, предстает подчиненным задачам самой жизни: «Воспроизведение жизни — общий, характеристический признак искусства, составляющий сущность его; часто произведения искусства имеют и другое значение — объяснение жизни; часто имеют они и значение приговора о явлениях жизни».