Николай Некрасов - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Макеев cтр.№ 45

Двадцать второго февраля 1848 года в ответ на отмену королем Франции Луи Филиппом «реформистских банкетов» в Париже началось восстание — на улицах города жители возводили баррикады. На следующий день было отправлено в отставку правительство Гизо, и тогда же солдаты линейной пехоты, охранявшие Министерство иностранных дел, открыли огонь по толпе — погибли 52 человека. 24 февраля была распущена палата депутатов, король отрекся от престола и бежал в Англию, а еще через день Франция была провозглашена республикой. Волнения и кровопролитные столкновения продолжались до 26-го числа, когда восстание рабочих было подавлено генералом Кавеньяком. Волна революций прокатилась практически по всей Европе: Австрии, Пруссии, Бельгии и другим странам.

Известия о событиях во Франции мгновенно дошли до России и произвели ошеломляющее впечатление на образованную часть общества. М. Е. Салтыков-Щедрин вспоминал: «Мыс неподдельным волнением следили за перипетиями драмы последних лет царствования Луи-Филиппа… Я помню, это случилось на масленой 1848 года. Я был утром в итальянской опере, как вдруг, словно электрическая искра, всю публику пронизала весть: министерство Гизо пало. Какое-то неясное, но жуткое чувство внезапно овладело всеми. Именно всеми, потому что хотя тут было множество людей самых противоположных воззрений, но, наверно, не было таких, которые отнеслись бы к событию с тем жвачным равнодушием, которое впоследствии (и даже, благодаря принятым мероприятиям, очень скоро) сделалось как бы нормальною окраской русской интеллигенции. Старики грозили очами, бряцали холодным оружием, цыркали и крутили усы; молодежь едва сдерживала бескорыстные восторги. Помнится, к концу спектакля пало уже и министерство Тьера (тогда подобного рода известия доходили до публики как-то неправильно и по секрету)». Сочувствие российских либералов французским повстанцам было огромным, а разочарование после поражения июньского восстания — тяжелым.

Правительственная реакция была столь же радикальной. Николай I был готов сделать всё, чтобы не допустить подобного в России. Для демонстрации серьезности его намерений были приведены в боевую готовность некоторые части. Однако правительство хорошо понимало, что угроза была не в возможности военного столкновения со вновь республиканской Францией, а в ее «дурном примере»: опасны были те идеи, которые привели к падению монархии и которые быстро распространялись по Европе. Предстояло бороться с их проникновением в Россию. Поэтому пресса, прежде всего оппозиционная, стала объектом особого внимания правительства. 23 февраля, после получения «двойного» доноса на «Современник» и «Отечественные записки», шеф жандармов граф Алексей Федорович Орлов представил императору доклад об опасном и вредном направлении этих журналов, на котором 27-го числа была начертана высочайшая резолюция о создании особого комитета для рассмотрения действий цензуры и соответствия журналов их утвержденным программам. Такой комитет был организован «немедля», его председателем был назначен генерал-адъютант князь Александр Сергеевич Меншиков. Слухи о создании комитета быстро распространились. Его полномочия и круг обязанностей были неясны, что только усугубляло его потенциальную опасность. Чуть позднее его сменил не менее страшный «негласный комитет по делам печати», так называемый Комитет 2 апреля (или бутурлинский, по имени недолго возглавлявшего его действительного тайного советника Дмитрия Петровича Бутурлина). 14 марта новая правительственная политика была официально декларирована в печально знаменитом царском манифесте о противодействии «смутам, грозящим ниспровержением законных властей и всякого общественного устройства».

Некрасов впервые столкнулся с подобным. Он, безусловно, никогда не сомневался, что издает журнал «оппозиционный», что идеалы и ценности Белинского, которые он принял как свои собственные, воплощал в стихах и стремился пропагандировать в «Современнике», потенциально враждебны не только конкретному «николаевскому режиму», но и всему государственному строю, существовавшему в России, что полностью высказать их открыто невозможно. Но на эти идеалы можно было намекать, говорить о них не напрямую и, если соблюдать цензурные правила, не подвергаться серьезным угрозам. Правительственная реакция на французские события давала понять, что занятие оппозиционной журналистикой и литературой в России — крайне опасное дело: здесь за песни, поэмы, пьесы могли приговорить к смерти, сослать на каторгу, отправить в ссылку, довести до самоубийства. Закрытие журнала могло, особенно поначалу, казаться Некрасову едва ли не самым легким наказанием за оппозиционность. В тот момент трудно было предугадать все возможные угрозы издателю «Современника» и автору стихов.

Угрозы, впрочем, быстро конкретизировались. Еще до объявления царского манифеста, 11 марта, редакторов петербургских журналов (очевидно, в том числе и Некрасова) пригласили в меншиковский комитет, где от высочайшего имени им было объявлено, что «долг их не только отклонять все статьи предосудительного направления, но содействовать своими журналами правительству в охранении публики от заражения идеями, вредными нравственности и общественному порядку». 29 марта Некрасову пришлось по личному приглашению явиться к А. Ф. Орлову, вероятно, сделавшему ему серьезное «внушение» в том же духе. Видимо, до этого времени поэт еще не испытывал внимание к себе чиновника такого ранга и значения и запомнил свой визит к шефу жандармов на всю жизнь. Отчасти карикатурно-иронически Некрасов описал его в начале 1870-х годов в поэме «Недавнее время»:

Правила радикально менялись: правительство уже не только требовало не говорить запрещенного, но заставляло писать то, что оно считает нужным, не просто не противодействовать его интересам, а содействовать им. Перед оппозиционными изданиями встал трудный выбор. В случае Некрасова эта новая ситуация усугублялась смертельной болезнью Белинского, больше не способного ни писать в «Современник», ни помогать советами (к тому же Белинский с точки зрения правительства был намного подозрительнее, чем сам Некрасов; перед смертью критика пытались вызвать для «собеседования» и едва ли не намеревались арестовать). Финансовые дела журнала были не блестящи: после успеха первого года наступала предвиденная Белинским и самим Некрасовым пора спада; конкуренция со стороны Краевского, участие в его «Отечественных записках» тех же литераторов негативно сказались на числе подписчиков «Современника», хотя и не привели к крушению журнала. Вдобавок ко всему в апреле Никитенко, то ли поняв, что им только прикрываются, то ли подчиняясь негласной рекомендации цензорам не состоять в редакциях периодических изданий, отказался от поста ответственного редактора; на его место временно, «в виде опыта», был утвержден Панаев.