Фрунзе - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Млечин cтр.№ 16

Но Временное правительство сразу же оказалось под огнем яростной критики со всех сторон. Это была первая власть в России, которая позволяла себя как угодно оценивать — и не карала за это. И все те, кто еще недавно, при царе, видя даже самые большие безобразия, испуганно помалкивал, теперь разносили новых руководителей страны в пух и прах.

И Фрунзе в Минске тоже обрушился на Временное правительство. И за что же?

«Свобода слова и печати урезаны, — писал он. — Стеснена, а частью прямо уничтожена свобода собраний. Введена смертная казнь».

Наверное, тогда Михаил Васильевич был искренен в своем возмущении. Но очень скоро его собственная партия полностью уничтожит все эти свободы, и это нисколько не смутит Фрунзе. А смертная казнь станет повседневным методом расправы с политическими противниками.

Михаила Васильевича избрали членом Минского совета рабочих депутатов и утвердили руководителем фракции большевиков. В конце августа 1917 года он писал сестре: «Ты зовешь меня. Голубка, я и сам бы хотел, но это сейчас невозможно. Я же связан и службой, и рядом дел общественных. При первой же возможности постараюсь приехать».

Большевики были в оппозиции. Что Фрунзе требовал тогда от Временного правительства?

«Оно обязано немедленно взять в свои руки не только нормирование цен и распределение продуктов по всей стране. Закрыть целый ряд предприятий, выделывающих предметы роскоши для забавы богатых людей; здания же и машины обратить на выделку того, что нужно всему народу. Объявить всеобщую трудовую повинность. Никто не должен теперь шляться без дела; всех на землю, фабрики, заводы, конторы. Взять в руки государства те предприятия, от которых особенно зависит благополучие страны».

Его примитивные представления об устройстве жизни, в том числе экономические, скоро станут практической политикой большевиков и приведут к полному развалу народного хозяйства страны…

Впрочем, летом 1917 года его позиции были далеки от ленинских. Владимир Ильич, ощутив, что солдаты желают мира любой ценой, требовал скорейшего окончания войны с Германией. В прифронтовом городе думали иначе. Михаил Фрунзе писал в минской газете «Звезда»: «Задача революционной армии — остановить натиск германских войск. Не место теперь никаким сомнениям и колебаниям в ее рядах. Каждый солдат, идя ныне в бой, должен понять, что иначе поступать он не может, не подвергая гибели нашу и международную революцию… Мы никогда не были пораженцами, как это пытаются представить наши враги… Спасая фронт, мы спасаем и нашу, и международную революцию».

Фрунзе не остался в Минске. Сначала поехал в Петроград на I Всероссийский съезд крестьянских депутатов. Потом несколько раз еще возвращался в Минск, пока окончательно не перебрался в те края, где он участвовал в первой русской революции и где его хорошо помнили партийные товарищи.

Здесь и началась его большая политическая карьера. В сентябре 1917 года Фрунзе избрали председателем Шуйского уездного Совета и уездным комиссаром юстиции. Тогда большевики старались легальным образом утвердиться в местных органах власти, так что его избрали еще и председателем уездной земской управы и городской думы. Словом, вся власть сконцентрировалась в его руках.

«В самом Иваново-Вознесенске, — вспоминал Михаил Васильевич, — господство в Советах принадлежало безраздельно нашей партии, не имевшей никаких сколько-нибудь серьезных политических конкурентов. Несколько хуже дело обстояло в Шуе, где довольно сильно сказывалось влияние социалистов-революционеров, успевших прочно осесть в Совете крестьянских депутатов.

Помимо своего промышленного значения Шуя являлась довольно крупным военным центром, так как в ней были расквартированы около тысячи солдат и офицеров. Шла неустанная работа в гарнизоне, в результате которой фактическими руководителями гарнизона были полковые комитеты, которые были целиком в руках нашей партии».

Февраль был праздником избавления от власти, которая так надоела и опротивела всем. Люди, которых никто не выбирал, которые сами себя назначали на высокие должности и высокомерно взирали на народ, вдруг обнаружили, что их ненавидят и презирают.

А дальше начались революционные будни. Надо устраивать жизнь по-новому. А как? Считалось, что освобождение России от царского гнета само по себе вызовет энтузиазм в стране. Но выяснилось, что нет привычки к самоорганизации. В стране всегда существовала только вертикаль власти, но не было горизонтальных связей. Люди не привыкли договариваться между собой — ведь всё решало начальство. Не было привычки принимать во внимание интересы других. Господствовала нетерпимость к иному мнению. Компромисс — презираемое слово.

Всё, что делалось после Февраля, делалось слишком поздно, слишком медленно, слишком половинчато. Упущения и ошибки складывались и умножались, под их бременем республика пала. Временному правительству не хватало авторитета. Общество так быстро устало от бесконечных раздоров, уличных демонстраций, нищеты и нехватки продовольствия, что жаждало передать власть тем, кто вернул бы стране порядок и благополучие.

Эпоха Февраля была слишком короткой, чтобы демократические традиции укоренились. Для этого требуются не месяцы, а десятилетия. К Октябрю 1917-го все были подавлены, измучены, истощены. Страна не выдержала испытания свободой.

Двадцать пятого октября 1917 года Фрунзе созвал у себя в городе чрезвычайное заседание Совета, объявил о перевороте в Петрограде и о переходе государственной власти к большевикам.

«Не помню ни одного случая протеста или недовольства, — рассказывал Михаил Васильевич. — Все противники переворота из числа интеллигенции и городского мещанства не могли бы слова сказать против при том настроении, какое имело место в народе. Разумеется, переворот произошел без пролития капли крови, без единого выстрела».

Фрунзе провел собрание офицеров местного гарнизона. Объявил им о государственном перевороте и предложил всем принять присягу советской власти. Тем, кто отказался, рекомендовал подать в отставку, гарантировал им полную безопасность. Почти все офицеры присягнули большевикам.

Тридцать первого октября Фрунзе поехал в Москву, чтобы понять, как действовать дальше. Добрался до бывшего генерал-губернаторского дома на Тверской улице, где разместился военно-революционный комитет. Но всем было не до него — еще шли бои.

«Тверская улица по направлению к Кремлю была пересечена окопом, — вспоминал Михаил Васильевич. — Позади окопа стояла трехдюймовая пушка».

Он вознамерился лично принять участие в сражении за город, который в отличие от Петрограда не желал без сопротивления сдаваться большевикам. Присоединился к отряду красногвардейцев.

«При выходе на Петровку перестраиваемся и двигаемся узкой лентой в два ряда по тротуару. Вдруг где-то близко раздается выстрел. Весь наш отряд испуганно шарахается в сторону, причем некоторые по неопытности задевают прикладами, а порой и штыками своих соседей, и до меня доносится злобная ругань. Раздается еще несколько беспорядочных выстрелов. Всматриваюсь в окна, стараясь узнать, откуда стреляют. Никого не видно. Вдруг слышу шипящий от злобы голос нашего начальника: