Коллонтай - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Млечин cтр.№ 96

Вячеслав Михайлович всю жизнь преданно любил Полину Семеновну. Она была столь же пламенной коммунисткой, как и Молотов, а Сталина, пожалуй, любила даже больше, чем мужа.

После свадьбы Полина Жемчужина пошла учиться. В 1925 году она окончила в Москве рабочий факультет им. М. Н. Покровского, в 1927 году — курсы марксизма при Коммунистической академии. Летом 1927 года Жемчужина стала секретарем партийной ячейки на парфюмерной фабрике «Новая заря». Год проработала инструктором Замоскворецкого райкома. В сентябре 1930 года ее назначили директором «Новой зари».

В те годы Сталины и Молотовы дружили семьями. Судя по воспоминаниям Микояна, в начале 1930-х годов Сталин очень прислушивался к мнению Полины Семеновны. Она внушала вождю, что необходимо развивать парфюмерию, потому что женщинам нужно не только мыло, но и духи, и косметика. Жемчужина сначала возглавила трест мыловаренно-парфюмерной промышленности, а летом 1936 года — Главное управление мыловаренной и парфюмерно-косметической промышленности Наркомата пищевой промышленности. Через год она стала заместителем наркома.

Трехэтажный дом в Кремле, в котором находилась квартира Молотова и где обедала Коллонтай, больше не существует. На этом месте построили Дворец съездов. А раньше это была Коммунистическая улица, там находились гаражи, медпункт, прачечная, парикмахерская и другие службы, обеспечивавшие быт членов высшего партийного руководства. У входа в жилой дом и на каждом этаже дежурили охранники. Мебель в кремлевских квартирах была государственная с жестяными номерками. И вообще сохранялось ощущение казенности и скуки. Центрального отопления не было. В комнатах стояли печи, которые каждое утро прислуга топила дровами.

В дневнике Коллонтай не отмечено, пришла ли она к Молотовым с подарками. Другие полпреды не забывали этого делать. Федор Раскольников вспоминал, как в 1931 году привез Молотовым подарки от их старинного приятеля Александра Яковлевича Аросева, полпреда в Чехословакии.

Раскольников созвонился с Вячеславом Михайловичем и нагруженный картонками и свертками поехал в Кремль. Машина затормозила у въезда в арку Боровицких ворот. Офицеры охраны проверили документы и доложили дежурному. У жен и детей членов политбюро были специальные пропуска, выданные комендантом Кремля.

— Аросев разложился, стал обывателем, — с напускным осуждением сказал Молотов, но заграничные подарки охотно принял.

Аросев прислал ткань на костюм для Вячеслава Михайловича, зеленое спортивное пальто для его жены Полины Семеновны и детские вещи для дочери Светланы. С восхищением разглядывая вязаный детский костюмчик, Полина Семеновна воскликнула:

— Когда у нас будут такие вещи?!

— Ты что же, против советской власти? — шутливо перебил ее Молотов.

Коллонтай старалась наладить отношения и с Анастасом Ивановичем Микояном. Он был влиятельным человеком и считался близким к Сталину. Приехав летом 1932 года в Москву, она пожелала повидаться с народным комиссаром снабжения в неофициальной обстановке.

Записала в дневнике: «Жаркий июльский вечер. Микоян звонил, что заедет вечерком. Накрыли стол на террасе, выходящей в сад. Холодный цыпленок, блюдо со свежими травами — укропом и петрушкой, огурцы, сыр, земляника и «напареули» во льду…

Микоян приехал во втором часу. В военном — сбросил шинель и портфель на кресло. Стройный, красивый, динамичный. Микоян — одна из тех молодых сил, которые несут с собою всё очарование молодой честности и энтузиазма… Неурожай на Украине его меньше заботит, чем недостача сырья и материалов, чтобы осуществить гигантские планы индустриализации…»

В три часа ночи Анастас Иванович заторопился:

— У меня еще небольшое совещание.

Коллонтай поразилась:

— Так поздно? Когда же вы отдыхаете?

— Отдохнем, когда построим социализм…

Характерная деталь. На Украине и в других районах страны — страшный голод. Но советских руководителей это мало интересует. Анастас Иванович Микоян был незаурядным политиком, и я глубоко уважаю многих представителей микояновского семейства — особенно его сына Степана Анастасовича, летчика-испытателя, Героя Советского Союза. Но цинизм и умение абстрагироваться от страданий людей были необходимым условием успешной карьеры в сталинские времена.

На пленуме ЦК Николай Бухарин с возмущением произнес:

— Когда я товарища Микояна спрашивал относительно положения дел с продовольствием в Москве, он объяснял, что это «ничего», что это происходит от того, что слишком много народ кушает… Полное право гражданства в партии получила теперь пресловутая «теория» о том, что чем дальше к социализму, тем больше должно быть обострение классовой борьбы и тем больше на нас должно наваливаться трудностей и противоречий… При этой странной теории выходит, что чем дальше мы идем в деле продвижения к социализму, тем больше трудностей набирается, тем больше обостряется классовая борьба, и у самых ворот социализма мы, очевидно, должны или открыть гражданскую войну, или подохнуть с голоду и лечь костьми…

Федор Яковлевич Угаров, председатель Ленинградского областного совета профсоюзов, говорил на пленуме:

— Вы знаете, что положение трудное. Вы все знаете, что зарплата у нас в реальном исчислении падает. В Ленинграде мы часто сталкиваемся с этими настроениями, ибо положение Ленинградской области чрезвычайно тяжелое — есть голодные смерти.

Анастас Микоян с привычным равнодушием откликнулся:

— Смерти вообще есть…

В Норвегии Коллонтай вспоминала ночной разговор с ним: «Микоян развивал мне план обращения всего нашего крестьянского хозяйства в коллективное. Он говорил с пламенным, юношеским увлечением. Сейчас это уже факт».

О Сталине в дневнике Коллонтай отзывается только восторженно. Приезжая в Москву, всякий раз старалась попасть к нему на прием. Понимала, что расположение хозяина — единственная гарантия безопасности.

Вождь принял ее 16 января 1931 года в четыре часа дня. Она была первой в тот день посетительницей и провела у Сталина целый час.

Полпреда пригласили на заседание политбюро, где решались главные вопросы внутренней и внешней политики страны:

«На политбюро председательствовал Сталин и всех поставил на свое место. Заседало политбюро в круглом зале Кремля, где пережито столько волнений и принято столько исторических решений на наших партийных съездах. Но зал перестроен, перекрашен, и я его не сразу узнала.

В перерыве все члены политбюро прошли в одну из соседних комнат, где был накрыт холодный завтрак. Сталин шел один впереди, остальные немного поодаль за ним. За столом справа от Иосифа Виссарионовича сидел Молотов, слева — Ворошилов. Пили только нарзан и боржоми. Вина не было. Ели спешно, вполголоса перекидывались короткими вопросами и ответами. Иосифу Виссарионовичу подали холодную курицу и сыр. Он первый встал, поевши на скорую руку, и снова прошел в круглый зал…»

Хорошее отношение к Коллонтай отмечали все чиновники. Когда летом 1932 года Коллонтай вновь оказалась в Москве, Сталин отбыл на Кавказ. Ее принял — в сталинском кабинете — Лазарь Каганович. Он был необычайно любезен, обещал решить все ее проблемы. Распорядился выделить ей машину с шофером из совнаркомовского гаража: