Бесправное положение женщины было особенно заметно в крестьянских семьях. Жен били, но суды, как правило, отказывали им в защите и разводе. Избить жену не считалось чем-то предосудительным.
С начала XX века крестьяне устремились в города. Городская жизнь была комфортнее деревенской. Вместе с мужьями (или самостоятельно) перебирались и женщины. Они находили там работу — становились горничными, кухарками, прачками. Это вело к разрушению семей.
Консервативные силы пытались насильственно удержать женщин в деревне. Собравшийся в ноябре 1911 года Всероссийский съезд Союза русского народа потребовал «ограничить выдачу паспортов женщинам деревенским без согласия мужей и отцов… ввиду бегства жен и дочерей в города, отчего терпит ущерб крестьянское хозяйство, а женское население развращается».
Но жизнь стремительно менялась. Женщина, прежде находившая под властью мужа, жаждала личного счастья, для этого ей нужна была свобода в интимных отношениях. Отныне уже не только мужчины, но и женщины разрушали институт брака. Тайные адюльтеры случались всегда, но теперь женщины открыто уходили от мужей и начинали новую, самостоятельную жизнь.
Существовали только четыре причины для развода, который давал духовный суд (см. работу Елены Владимировны Беляковой в книге «Женщины в православии». М., 2011).
Первая. Доказанное прелюбодеяние одного из супругов или неспособность к брачному сожитию.
Вторая. Судебный приговор с лишением всех прав состояния.
Третья. Безвестное отсутствие одного из супругов.
Четвертая. Обоюдное согласие супругов принять монашество (если нет малолетних детей).
В судебном процессе требовались: показания свидетелей (двух или трех), письма, доказывающие супружескую измену, документы, свидетельствующие о наличии внебрачных детей. Но откуда же взяться свидетелям в таких деликатных делах? Кто свечку держал?
В знаменитом романе Льва Толстого адвокат объясняет ситуацию оскорбленному изменой жены Алексею Александровичу Каренину: «Дела этого рода решаются, как вам известно, духовным ведомством; отцы же протопопы в делах этого рода большие охотники до мельчайших подробностей… Улики должны быть предоставлены прямым путем, то есть свидетелями».
И что же происходило? Привлекались мнимые свидетели, которые не моргнув глазом описывали то, чего в глаза не видели:
«Актеры — два свидетеля, которые должны разыгрывать сцену перед консисторским трибуналом. Текст роли для обоих почти буквально один. Вот этот почти постоянный текст, извлеченный из многих дел синодального архива: «Я с моим товарищем зашел к г. N, с которым имел дела. Прислуги не было, и мы прошли в залу… На диване… и т. д.» Дальнейшая роль неудобна для передачи».
Все знали, что это лжесвидетели, но до 1917 года ничего не менялось. С конца XIX века число разводов неуклонно росло, однако многие пары, желавшие разойтись, всё равно не могли этого сделать. Косвенный признак — число незаконнорожденных детей. Каждый третий младенец в Санкт-Петербурге появлялся на свет вне брака.
Один из опытных юристов, А. Д. Способин в своей книге «О разводе в России» перечислял пагубные последствия невозможности развестись: «Уменьшение количества законных браков и увеличение числа незаконных связей, увеличение количества незаконных рождений, детоубийств, супругоубийств, медленное развращение всего общества, видящего и привыкающего к разврату, супружеской неверности, нравственному оскудению и искажению нравственных идеалов…
Риск огромный вступать в брак, сделать этот неисправимый и бесповоротный шаг; масса народа рисковать не хочет, прибегая к связям незаконным, где возможно найти почти всё содержание брака без большинства его темных сторон».
Больше половины мужчин и женщин в крупных российских городах не спешили связать себя брачными узами. Зато росло количество абортов и брошенных детей. В столице каждая пятая беременность заканчивалась абортом.
Первые российские феминистки возмущенно писали: «Мужчина, пользуясь своим господством, стремится устроить всё по-своему Женщины, желая облегчить свою участь, ведут борьбу с господством мужчин. Эта постоянная борьба между полами исчезнет, когда исчезнет подчиненность женщин. Сами женщины должны стремиться освободить себя от подчиненности мужчинам и добиваться равноправности. Раскрепощение женщины должно и может совершиться только ее собственными силами — ее натиском».
Женщины требовали уравнения их в правах с мужчинами и, видя, что добиться этого невозможно, присоединялись к освободительному, революционному движению.
«Женщинам, — писала видный деятель Коминтерна Анжелика Балабанова, — приходилось бороться почти с непреодолимыми препятствиями, чтобы добиться возможностей, которые мужчины того времени получали как нечто само собой разумеющееся. Чтобы добиться интеллектуального признания, в то время женщине требовались подлинная жажда знаний, много упорства и железная воля».
В январе — марте 1909 года Коллонтай написала несколько статей на эти волновавшие ее темы: «Об организации работниц в России», «Женщина-работница на первом феминистском конгрессе в России», «Классовые и общенациональные задачи женского движения». В том же году появилась ее работа «Социальные основы женского вопроса», высоко оцененная специалистами.
Много времени и сил отняла книга «Общество и материнство. Государственное страхование материнства». Она вышла в Петрограде в 1916 году и по справедливости считается самым значительным трудом Коллонтай. Шестисотстраничный фолиант — результат глубокого исследования, за которое она взялась в 1913 году, когда социал-демократическая фракция Государственной думы попросила ее подготовить раздел о страховании материнства в законопроекте о страховании рабочих.
«Среди многочисленных проблем, выдвинутых современной действительностью, — писала Коллонтай, — едва ли найдется вопрос большей важности для человечества, большей жгучести и настоятельности, чем рожденная крупнокапиталистической системой хозяйства проблема материнства.
Вопрос об охране и обеспечении материнства и раннего детства встает перед социал-политиками, неумолимо стучится в двери к государственным мужам, заботит гигиенистов, занимает социал-статистиков, отравляет жизнь представителей рабочего класса, ложится бременем на плечи десятков миллионов матерей, принужденных самостоятельно зарабатывать на жизнь…»
Изучая положение работающих женщин в европейских странах, Александра Михайловна доказывала, что невыносимые условия труда губят материнство. Женщина просто не в силах одновременно и работать, и растить детей. Отсюда высокая детская смертность и такое количество брошенных детей. И ее страшная фраза: «А гекатомбы детских трупиков растут и растут…»
Есть два выхода, считала Коллонтай: или вернуть женщину домой, запретив ей какое-либо участие в народно-хозяйственной жизни, или создать такую социальную систему, которая позволит женщине становиться матерью и не лишаться возможности работать. Поскольку колесо истории назад не поворачивается, то первая возможность исключается.