Коллонтай - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Млечин cтр.№ 55

Географ и картограф Вениамин Семенов-Тян-Шанский вспоминал о жизни в Петрограде после революции: «Зиновьев держался типичным сатрапом в Петрограде… Но самое замечательное было тогда, когда Зиновьев разговаривал по телефону в качестве председателя Коминтерна. Лица, при этом присутствовавшие, говорили, что он говорил таким тоном «владыки мира», каким никогда не говорили еще никакие монархи на свете…»

Но в минуту откровенности Зиновьев признался художнику Юрию Анненкову, что скучает по Парижу, где до революции скрывался от царской полиции. Главный революционер земного шара вспоминал о лиловых вечерах, о весеннем цветении каштанов на бульварах, о Латинском квартале, о библиотеке Святой Женевьевы, о шуме парижских улиц. Зиновьев горевал, что Париж теперь для него недоступен:

— Революция, Интернационал — всё это, конечно, великие события. Но, ей-богу, я разревусь, если и в Париже свершится революция!

«Ленин знал, что в лице Зиновьева у него есть надежное и послушное орудие, и он никогда не сомневался в своем умении управлять этим оружием для пользы революции… — вспоминала Анжелика Балабанова. — Ленин был больше озабочен тем, чтобы его решения были действенными, нежели способом, которым они выполнялись. Его главной психологической ошибкой было то, что он не предвидел того, что случится с революцией, когда эти средства станут целью…»

Коллонтай обиженно записала в дневнике: «Зиновьев определенно не хотел, чтобы я работала в III Интернационале, хотя Владимир Ильич меня предлагал туда. С Зиновьевым у нас острые взаимоотношения, еще с Октября. Он не прощает мне, что я тогда его разоблачала за трусость и организовывала «поход» к нему работников с запросом. Да и Лилина меня за это не терпит».

Упомянутая Коллонтай Зинаида Ионовна Лилина — жена Зиновьева. Коллонтай крайне не нравилось, что на женских совещаниях Лилина «держала себя хозяйкой».

Во время II конгресса Коминтерна, проходившего с 19 июля по 7 августа 1920 года, состоялась Международная конференция коммунисток. Представительницы разных стран обсуждали работу коммунистических партий среди трудящихся женщин. Родилась идея создать Международный женский секретариат, который помогал бы коммунистическим партиям вовлекать женщин в пролетарскую классовую борьбу.

Исполком Коминтерна (ИККИ) 8 августа 1920 года утвердил Международный женский секретариат как составную часть Коминтерна. Его возглавила Клара Цеткин.

Накануне III конгресса Коминтерна решили во второй раз собрать конференцию коммунисток. Коллонтай поручили подготовить основной доклад. 31 мая 1921 года на заседании политбюро Коллонтай представила предложения о составе российской делегации на Международной конференции коммунисток. Политбюро поручило «тт. Зиновьеву и Молотову несколько сократить делегацию».

Конференция проходила с 9 по 15 июня 1921 года. 13 июля ИККИ вновь утвердил Клару Цеткин генеральным секретарем Международного женского секретариата. Коллонтай тоже избрали в его состав. Но это был утешительный приз. Другие люди руководили делом, которое она считала своим.

В ноябре 1921 года разочарованная Коллонтай попросила освободить ее от заведования отделом ЦК партии по работе среди женщин. Ее сменила Софья Николаевна Смидович, жена Петра Смидовича — она перешла в ЦК из Московского комитета партии.

Софья Николаевна продолжила линию Коллонтай. На совещании заведующих женотделами инструктировала своих подчиненных: «Рабочие жилища, дома-коммуны являются базой нашей работы по реорганизации быта на общественных началах. Вынести кухню за пределы семьи, организовать общую столовую, общее место пребывания детей и этим положить начало нового быта в домах-коммунах — вот наша задача».

Женотделы больше не нужны

Уйдя на дипломатическую работу, из прекрасного далёка Коллонтай всё равно испытывала желание высказаться на волнующие ее темы. И выбрала литературную форму — художественную прозу.

Вообще-то она уже пробовала себя в беллетристике. Послала свою повесть редактору журнала «Русское богатство» Владимиру Галактионовичу Короленко. Тот повесть печатать не стал, ответил автору: «Если бы вы писали пропагандистские листовки, вы бы могли достигнуть большего. К беллетристике у вас меньше данных». Короленко оказался прав. Тем не менее Коллонтай как-то заметила: «Ведь и я все-таки немного писатель».

Первой появилась повесть «Большая любовь», в которой многие усмотрели автобиографические мотивы. Возможно, сюжет навеян ее романом с Петром Павловичем Масловым.

Коллонтай описывает сложные взаимоотношения незамужней революционерки с женатым революционером. Естественно, оба вынуждены таиться и скрывать свои чувства. Но революционерка обижена тем, что он встречается с ней с одной целью — отдохнуть, расслабиться и получить удовольствие. А для нее любовь — главное в жизни. Как настоящий большевик он произносит правильные слова о равноправии мужчины и женщины, но в реальности всё происходит по правилам, которые установил он. И думает он только о себе, а не о ней. В конце концов она уходит от него.

Героиня второй повести Коллонтай «Василиса Малыгина» тоже оставляет мужа, когда он требует от нее исполнения роли, традиционной для женщины, — служить мужу (этот сюжет — отражение сложных взаимоотношений Коллонтай с Дыбенко). А для нее это неприемлемо. Причем она уходит, будучи в положении. Но верит, что трудовой коллектив лучше поможет ей воспитать ребенка, чем отсталый муж, которого она больше не любит. Однако же попытка создать коммуну у нее тоже не получается.

Обе повести и три коротких рассказа Коллонтай, вошедшие в книгу «Любовь пчел трудовых», изданную в Ленинграде в 1924 году, рисуют не слишком оптимистичную картину. Революция совершилась, социализм строится, а женского счастья нет. Отношение к женщине не изменилось. Пессимистический настрой автора был замечен. И это ей не простили.

Партийная печать обрушилась на Коллонтай с возмущенной критикой. Ее обвиняли в мелкобуржуазности, пропаганде половой распущенности и требовали, чтобы она избавилась от «феминистского мусора»:

«Как могла она так долго считаться одним из вождей не только русского, но и международного женского коммунистического движения? Встает невольно вопрос, почему она имеет еще до сих пор читателей, читательниц и почитателей? Почему идеалистическая фразеология по форме и архиинтеллигентское содержание ее произведений могли увлекать и нравиться даже рабочей среде?

Почему эта Жорж Санд XX века, опоздавшая своим появлением на полстолетие и копирующая свой оригинал так, как фарс копирует трагедию, могла быть властительницей дум женской части пролетариата, совершившего величайшую революцию в мире и указывающего путь к освобождению пролетариата других стран?»

Александра Коллонтай была слишком опытным человеком, чтобы не понимать: в советской печати такие нападки не бывают несанкционированными. Ее просили замолчать.

«За организацию «Рабочей оппозиции» и феминистские наклонности, — пишет профессор Татьяна Осипович, — Коллонтай устраняют от политики, а ее публикации подвергают злобной «критике», обвиняя их в мещанстве, буржуазности, порнографии и бульварщине. Серьезно относиться к Коллонтай и ее феминистским идеям после таких обвинений было невозможно.