Комуч продержался недолго, Самару заняла Красная армия. Иван Михайлович в 1919 году отправился в Монголию во главе экономической экспедиции, выпустил книгу «Современная Монголия». 20 февраля 1920 года написал в Москву наркому просвещения Анатолию Васильевичу Луначарскому: «Не грозят ли мне… «кары земные» за мои политические грехи… Найду ли я хороший прием среди деятелей Советской Республики. Не станет ли мне поперек дороги мое политическое прошлое?»
Луначарский посоветовался в ЦК, после чего по-дружески рекомендовал Ивану Михайловичу покаяться, что Майский и сделал письмом в «Правду». В феврале 1921 года его приняли в партию большевиков и утвердили председателем Сибирской общеплановой комиссии.
Ему пригодились давние знакомства. Время в эмиграции (после первой русской революции) он провел с пользой. Окончил экономический факультет Мюнхенского университета, познакомился с Георгием Чичериным и Максимом Литвиновым. Они подыскали ему работу в Наркоминделе. Литвинов поставил его заведовать отделом печати, а в мае 1925 года отправил в Лондон советником полномочного представительства. Летом 1927-го Англия разорвала отношения с Советским Союзом, дипломатам пришлось вернуться домой. Майский два года был советником в полпредстве в Японии, еще три года — полпредом в Финляндии, где подготовил двусторонний договор о ненападении и мирном улаживании конфликтов. Он по-соседски наведывался в Стокгольм.
«С Майским интересно, — записала в дневнике Коллонтай. — Майский — живой человек с глазами, умом и чувствами, открытыми для восприятия жизни во всех ее проявлениях и областях».
В октябре 1932 года Иван Михайлович вновь прибыл в Лондон — уже в роли полпреда. Коллонтай поразилась: после маленького поста полпреда в Финляндии и вдруг Лондон… Иван Михайлович оставался на этом посту больше десяти лет. В 1941 году Сталин включил его в состав кандидатов в члены ЦК. Майский много сделал для укрепления отношений между странами антигитлеровской коалиции.
Но в 1943-м, раздраженный очередной отсрочкой в открытии второго фронта, Сталин решил демонстративно понизить уровень представительств: из Соединенных Штатов отозвал Литвинова, из Англии — Майского. В Вашингтоне послом стал Андрей Андреевич Громыко, в Лондоне — Федор Тарасович Гусев. Это было маленькой местью Сталина Рузвельту и Черчиллю. Гусева перед отъездом принял Сталин. Новому (и неопытному) послу в Англии было всего 37 лет. Гусев честно сказал, что молод для такого поста.
Сталин развеял его сомнения:
— У нас нет других людей. Многие сейчас на фронте. Нам же нужно отозвать посла Майского, который слишком оправдывает действия англичан, саботирующих открытие второго фронта в Европе.
После возвращения в Москву Майского назначили заместителем наркома иностранных дел. Но без определенного круга обязанностей. В 1944 году Сталин потребовал от дипломатов анализа послевоенной ситуации в мире. Сформировали несколько комиссий. Возглавляли их заместители наркома Литвинов, Лозовский и Майский. Собрали лучших экспертов, работали несколько месяцев.
Все предложили по существу одно и то же: создать вокруг Советского Союза буфер безопасности, обезвредить Германию, не допустить создания в Европе военного блока, имеющего антисоветскую направленность, подписать с восточноевропейскими странами договоры о взаимопомощи и поддерживать хорошие отношения с Западом, прежде всего с Соединенными Штатами и Англией.
Совет не был принят.
В Наркомате иностранных дел Майский был отстранен от практической работы. В начале 1945 года ему поручили возглавить комиссию по возмещению ущерба, нанесенного гитлеровскими захватчиками. А в 1946-м убрали из Министерства иностранных дел. Владимир Семенов находился в кабинете Молотова, когда в телефонном разговоре со Сталиным решилась судьба Майского. Нарком спросил у вождя:
— Куда его девать?
Сталин поинтересовался, пишет ли что-нибудь Майский. Вячеслав Михайлович вспомнил, что перу его заместителя принадлежат работы о британском рабочем движении. Вопрос был решен. Иван Михайлович приступил к работе в Институте истории Академии наук. В порядке компенсации его в ноябре 1946 года избрали академиком. Так что у него появилось время для того, чтобы консультировать Коллонтай…
Посоветоваться Александре Михайловне особенно было не с кем. Те, кого она знала, исчезли — частично в результате естественных причин, но в основном в результате репрессий. Так что участие Майского было крайне важным.
Тридцать первого августа 1948 года Коллонтай сообщила ему: «Глубокоуважаемый и дорогой друг Иван Михайлович, поручаю Вам весь мой личный архив — дневники, письма, записки и проч, в случае моей смерти. Часть моего архива уже сдана в ИМЭЛ, где имеется фонд моего имени…
Мои воспоминания, первая и вторая часть, изданы за границей, но еще полностью не появились в Советском Союзе. Полная рукопись имеется в моем архиве, а также в гранках у тов. Жданова».
Когда Коллонтай вернули на родину, она сразу занялась поисками пропавших в Стокгольме документов. Первым делом попросила Молотова вернуть ей все бумаги, которые забрал резидент внешней разведки. Но в Наркомате иностранных дел ее бумаги не обнаружились. Через два месяца ей ответили, что архив, видимо, утерян. В Институте Маркса-Энгельса — Ленина при ЦК ей тоже ничем не помогли. Там о ее бумагах никто и не слышал.
Семнадцатого августа 1945 года Александра Михайловна решилась побеспокоить единственного человека, который мог ей помочь:
«Глубокоуважаемый и дорогой Иосиф Виссарионович.
Обращаюсь к Вам с горячей просьбой, не только в своих интересах, но и в интересах истории партии. Когда я тяжело заболела в Швеции в 1942 году, я просила сотрудников, чтобы в случае моей смерти мой личный архив (ручной небольшой чемодан) отправили в ИМЭЛ. Когда я поправилась, я узнала, что советник Миссии тов. Ярцев, считаясь с напряженной обстановкой в Швеции, уже отправил в Москву весь мой архив, дневники, записки и проч. Я была уверена, что найду всё в ИМЭЛе, однако в ИМЭЛе моего архива не оказалось. Директор ИМЭЛа тов. Кружков наводил справки, но следов его не нашел.
Вы поймете, что меня беспокоит и огорчает пропажа моих бумаг, которые я аккуратно собирала и сохраняла в течение стольких лет еще с эмиграции, и моя просьба к Вам дать распоряжение, чтобы разыскали личный архив Коллонтай и чтобы передали все в ИМЭЛ, где имеется фонд моего имени.
Для меня будет большой радостью узнать, что мой архив в целости, тем более что в нем есть материал, который я могу еще обрабатывать.
Пользуюсь случаем высказать мою сердечную благодарность Вам лично, партии и правительству за внимательное отношение ко мне, которое я чувствовала с первого дня моего возвращения на Родину. Я очень счастлива быть дома. Еще раз спасибо.
С глубоким уважением и преданностью».
Надо понимать, вождь реагировал на ее обращение благожелательно. Архив ей всё-таки вернули. Правда, процесс возвращения почему-то занял больше года. 21 ноября 1946 года Коллонтай написала благодарственное письмо и адресовала его сталинскому помощнику Александру Николаевичу Поскребышеву. Его особая роль ей была известна.