Коллонтай - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Млечин cтр.№ 11

Сербский принц-регент Александр Карагеоргиевич телеграфировал Николаю И:

«Мы не можем защищаться. Посему молим Ваше Величество оказать нам помощь как можно скорее…»

«Ваше высочество, — ответил Николай II, — может быть уверенным в том, что ни в коем случае Россия не останется равнодушной к участи Сербии».

Эти слова дорого обошлись нашей стране. Стоило ли обрекать на смерть миллионы людей ради того, чтобы не позволить австрийским полицейским участвовать в расследовании убийства эрцгерцога Фердинанда?

Решение, которое определит судьбу не только династии Романовых, но и всей Российской империи, далось Николаю II нелегко. Император колебался. Понимал, какая ответственность лежит на нем. Сказал министру иностранных дел Сергею Дмитриевичу Сазонову:

— Это значит обречь на смерть сотни тысяч русских людей. Как не остановиться перед таким решением?

«Я сидел против него, — вспоминал министр, — внимательно следя за выражением его бледного лица, на котором я мог читать ужасную внутреннюю борьбу, которая происходила в нем в эти минуты… Наконец, государь, как бы с трудом выговаривая слова, сказал мне: «Вы правы. Нам ничего другого не остается делать, как ожидать нападения. Передайте начальнику Генерального штаба мое приказание о мобилизации».

Николай II подписал манифест о вступлении в войну с Германией и Австро-Венгрией:

«Следуя историческим своим заветам, Россия, единая по вере и крови со славянскими народами, никогда не взирала на их судьбу безучастно… Ныне предстоит уже не заступиться только за несправедливо обиженную, родственную нам страну, но оградить честь, достоинство, целостность России и положение ее среди великих держав».

В Зимнем дворце устроили прием в честь офицеров Петербургского гарнизона. После молебна царь дал клятву не заключать мира до тех пор, пока хоть один вражеский солдат остается на земле России. Указом от 31 августа 1914 года Петербург переименовали в Петроград — на русский манер.

Британский министр иностранных дел Эдвард Грей печально произнес:

— В Европе гаснут огни. Мы больше никогда в нашей жизни не увидим их зажженными!

Первая мировая война стала катастрофой для Европы. Если бы не война, не случилось бы революции в России, наша страна развивалась бы эволюционным путем и миллионы людей не погибли бы во имя социализма.

Но кому дано предвидеть собственное будущее? Летом 1914 года ни одна сколько-нибудь значительная сила не выступила против начала Первой мировой войны. Даже влиятельная партия немецких социал-демократов, считавшихся противниками военных конфликтов. 4 августа 1914 года в рейхстаге предоставили слово депутату Гуго Гаазе от социал-демократической фракции.

— Нам грозят ужасы вражеского нашествия, — говорил он. — В случае победы русского деспотизма, запятнавшего себя кровью лучших сынов своей страны, наш свободный народ может потерять многое, если не всё. Мы должны подкрепить делами наши слова о том, что в минуту опасности мы не бросим нашу родину на произвол судьбы. При этом наши действия не противоречат принципам Интернационала, всегда признававшего право каждого народа на национальную независимость и на самозащиту. Мы надеемся, что жестокие страдания военного времени вызовут у миллионов людей нового поколения отвращение к войне и они проникнутся идеями социализма и мира. Руководствуясь этими принципами, мы голосуем за военные кредиты…

В Германии патриотический подъем в 1914 году был таков, что говорили о горячке или «мобилизационном психозе». 2 августа молодой человек без определенных занятий по имени Адольф Гитлер пришел на мюнхенскую площадь Одеон-платц, чтобы услышать объявление войны России. В тот день мюнхенский фотограф Генрих Гофман сделал панорамный снимок. Среди других лиц он запечатлел счастливое лицо Гитлера.

— Вы вернетесь домой раньше, чем листья упадут с деревьев, — напутствовал кайзер Вильгельм II своих солдат.

Русские эмигранты в Европе попали в трудное положение. В странах Антанты они рассматривались как враждебные антивоенные агитаторы. А в государствах Четверного союза их просто арестовывали как подданных противника.

Первого августа 1914 года Александра Коллонтай приехала в Берлин из Тироля и была 3 августа арестована как российская подданная берлинской полицией. На следующий день ее отпустили. Ей и другим русским социал-демократам помог депутат рейхстага Карл Либкнехт. Выданный ей мандат на III Международную конференцию социалисток доказал немецкой полиции: «Русская социалистка не может быть другом русского царя».

Из Берлина она дала знать Щепкиной-Куперник: «Только что вырвалась из немецкого плена. Пришлось пережить много ужасов и тяжелого. Даже не верю, не верю, что вырвалась…»

Шестого сентября она через Данию отправилась в нейтральную Швецию. В конце сентября из Стокгольма сообщала Щепкиной-Куперник: «Здесь такая тишина!.. И жизнь точно переносит тебя на многие десятилетия назад. Пусть дома и в стиле модерн, пусть налицо все удобства XX века — Швеция еще живет в середине XIX века: столько здесь неторопливого благодушия, приветливости… Порою мне кажется, что это не я здесь, а моя мама, так всё похоже на ее рассказы из ее молодости… После берлинской жизни с ее напряжением всех нервов, с ее ужасами и бессонными ночами — это отдых. Но странно и даже жутко сейчас находиться в этом оазисе тишины…»

Однако благодушие продлилось недолго — в середине ноября шведы ее арестовали за антимилитаристскую пропаганду. Из стокгольмской пересыльной тюрьмы Коллонтай перевели в крепость Мальмё, поскольку она «представляла угрозу безопасности страны». В конце ноября ее выслали из Швеции без права возвращения.

Двадцать восьмого ноября 1914 года Коллонтай сообщала Ленину: «Мой арест и высылка вызваны были формально статьей о войне и наших задачах в антимилитаристском шведском журнале, но, кажется, настоящим поводом послужила моя речь на эту же тему на закрытом партийном шведском собрании. Говорила я в понедельник, а в пятницу меня уже арестовали, таскали по тюрьмам (Стокгольм, Мальмё) и препроводили с полицией в Копенгаген…

Консервативная шведская пресса использовала этот инцидент, чтобы поднять травлю на шведских товарищей, особенно на Брантинга… Пишут, что Брантинг запятнал себя дружбой с русской «нигилисткой», ведущей антимилитаристскую пропаганду в ту минуту, когда Швеция должна быть «сильна»…

Депутат риксдага Карл Яльмар Брантинг руководил социал-демократической партией Швеции. В 1917 году он станет министром финансов, в 1921-м министром иностранных дел, затем премьер-министром.

Коллонтай думала, что расстается со Стокгольмом навсегда. Попрощалась с Карлом Брантингом: «Как грустно, что я не увижу больше чудесную Швецию, которая мне так симпатична, и в особенности ее народ… Я с радостью утверждаю: шведы показали себя по отношению к русским намного более человечными, чем немцы. Это я имею в виду служащих тюрем. Чувствуются ваша древняя культура и доброе человеческое сердце…»

Кто мог предположить, что именно в Швеции ей предстоит провести многие годы в роли советского посла…