Виктор Муравленко - читать онлайн книгу. Автор: Александр Трапезников cтр.№ 19

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Виктор Муравленко | Автор книги - Александр Трапезников

Cтраница 19
читать онлайн книги бесплатно

— Да и в капиталистическое тоже не видано, — согласился Леша.

— Он любил, когда женщины приходили на торжества в длинных бальных платьях. И не было случая, чтобы когда-нибудь повысил на кого-то из них голос. Каждый Новый год из Куйбышева в адрес главка приходил вагон с шоколадными дедами морозами. В Тюмени это было в диковинку — и всё шло детям. А женщинам доставлялись редкие французские духи. И всё это тоже делалось благодаря Муравленко.

По праздникам в его кабинете собирались ребятишки из подшефного интерната, устраивали там концерт. А у него была под рукой специальная тумбочка с фломастерами, конфетами, пластилином, со всяким прочим дефицитом. Никто без подарков не уходил. Кого надо было устроить в гематологический центр или на лечение к знаменитому доктору Илизарову в Курган — устраивал. Люди выходили от него окрыленными, с надеждой. И надежда эта превращалась в реальную помощь.

Николай Александрович замолчал, словно добавить к этому нечего. Однако пришлось, поскольку Алексей вдруг спросил:

— Одно не могу понять: пианино-то ему зачем было нужно? Коли всё время в трудах да заботах?

— Ну, во-первых, для сыновей. А во-вторых, он и сам неплохо играл, хотя нигде этому не учился. Был самоучкой, нигде это не афишировал, подбирал мелодии самостоятельно, поскольку у него был природный хороший слух. А после работы, трудового дня — это замечательная разрядка для нервов. Особенно если человек чем-то огорчен или расстроен. Виктор Иванович и на аккордеоне отлично играл. И вообще любил музыку. Классическую. Которая не по ушам бьет, а душу трогает, сердце. Чайковского, Моцарта, Бетховена, Глинку, Мусоргского. Хотя мог послушать и что-нибудь современное, Юрия Антонова, например, «Песняров», «Самоцветы».

— Тоже мне — современность, — скривился Леша. — Нафталин.

— Ну, для того времени, — развел руками дядя Коля. — Просто хочу сказать, что увлечение музыкой было для него делом не случайным. Это лишний раз доказывает, что человеком он был глубоко эмоциональным, с тонкой душевной организацией, любящим красоту во всех ее проявлениях. Словом, был Человеком. И всё тут. А теперь пошли, что ли, домой? По дороге дорасскажу. Хотя тут не только одного дня — года не хватит, чтобы всё передать.

— До финального матча успеем, — отозвался Алексей.

И фраза эта непроизвольно прозвучала с неким двойным смыслом. Ведь у каждого человека в жизни есть или, по крайней мере, должен быть свой главный финальный матч, а вот сможет ли он в нем победить или хотя бы не опоздать к началу, не опозориться в игре — это вопрос вопросов, дело его личной совести и чести.

На выходе из леса им попалась расхристанная группа подростков, то ли пьяных, то ли обкуренных, то ли просто одуревших от вседозволенности. Они громко переругивались меж собой, причем из трех слов два были непременно матом, а третье — вездесущий «блин». Алексей инстинктивно втянул голову в плечи, ускорил шаги. Но Николай Николаевич ступал всё так же размеренно, чуть косолапо, как таежный медведь. И во взгляде его появилось что-то столь грозное, стальное, что подростки не решились задираться, прошли мимо, даже язычки прикусили.

— А как Виктор Иванович относился к вину, к выпивке? — спросил немного спустя Леша. — Матом поругивался?

— Нет. Матом он не ругался и других от этого отучивал, — ответил дядя Коля. — Голос вообще редко когда повышал, хотя разговаривал порой жестко и нелицеприятно. Но — уважительно. Даже со своими маленькими детьми. Вот что рассказывал Грайфер, который потом, уже после смерти Муравленко, с 1985 года до самого распада возглавлял «Главтюменнефтегаз». Дело было давно, еще когда Виктор Иванович работал начальником в Куйбышеве и выдвинул его на руководящую должность в «Татнефть». Тому было всего 34 года, а он уже командует. И как? Он не нашел ничего лучшего, как начать с подчиненными сквернословить, а те-то ответить таким же макаром, то есть матом, не могли. Ему казалось, что подобным образом он «укрепляет свой авторитет». Становится ближе к людям, проще, а может быть, круче. Да, конечно, нефтяники — народ простой, зверский холод и житье в бараках им не в диковинку. Но и помыкать ими тоже нельзя. До «батьки», то есть до Муравленко, всё это дошло. Он приехал в Татарию, вошел в кабинет Грайфера и запер дверь изнутри… Полтора часа проводил с Валерием Исааковичем «отеческую» беседу. И отучил его от этой поганой привычки на всю жизнь.

— Как? Выпорол, что ли? — усмехнулся Леша.

— Просто убедил в том, что только очень слабый человек, который не умеет пользоваться аргументами, заменяет их матом и криком. Что это унижает не только подчиненных, но самого тебя, дискредитирует как руководителя. Всё это произвело огромное впечатление на Грайфера, он потом стал одним из главных соратников Муравленко, а его самого считал «высшим существом в нефтяном деле», «буровиком от Бога». И даже выражение такое придумал для всех нас, кто был так или иначе рядом с Виктором Ивановичем, — «птенцы гнезда Муравленковского». Вроде аналогии с «птенцами гнезда Петрова» — это когда Петр I преобразовывал Россию со своими соратниками… У Муравленко их тоже было много, и все как на подбор, ни одного негодяя, мерзавца или предателя. Все — тоже личности. Тот же Грайфер, Аржанов, Крол, Дунаев, Фаин, Кузоваткин, Филановский, сыновья Валерий и Сергей также шли по его стопам.

Не случайно и нефтяные месторождения теперь названы в честь этих выдающихся людей — Абазаровское и Литваковское, Аржановское и Дунаевское, Ефремовское и Кузоваткинское, Лазаревское и Назаргалиевское, Повховское и Сусликовское, Фаинское и Кудринское, — тут дядя Коля споткнулся на слове и уточнил: — В честь другого Кудрина, Виктора Михайловича, не нынешнего министра финансов, в честь этого только какой-нибудь стабилизационный фонд с дырявым днищем назовут, и то вряд ли…

А сквернословие, мат — это от ущербности мыслей, когда сказать толком нечего. Такое же загрязнение русского языка, как сточные воды. Вот возьмем нефть, вернее, ее отходы. Один грамм нефтепродуктов, если его пустить в чистую воду, делает непригодным для питья 100 ее литров. А речь человека — это та же проточная вода. Та же природная среда обитания. Я тебе могу процитировать слова академика Трофимука, сказанные по поводу производства, но, как я считаю, полностью относящиеся и к родному языку: «Существует высшая, социальная эффективность — развивая промышленность для удовлетворения материальных потребностей людей, мы не имеем права подрывать первичную материальную основу жизни общества — природу». Под этой фразой всегда и с полным основанием мог подписаться и Муравленко.

Они пересекли Окружную дорогу, вышли к забетонированному искусственному водоему, возле которого были разбиты клумбы с анютиными глазками и росли декоративные синие ели. До Байкальской улицы, где стоял их дом, рукой подать. Здесь в районе все улицы носили сибирские и дальневосточные названия — Хабаровская, Уральская, Амурская, Камчатская… Тюменской только не было. А должна была бы быть — как и Муравленковская.

— Что касается выпивки, — продолжил дядя Коля, — то сам Виктор Иванович практически не пил. Мог изредка после удачной охоты пропустить рюмочку «для сугрева», или на базе отдыха в Лебяжьем — под шашлычок, или на даче у будущего премьер-министра СССР Николая Рыжкова, с друзьями то есть. Но пьянок на рабочем месте не терпел. Строго наказывал. А мог вообще без штанов оставить.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию