Константин Великий - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Власов cтр.№ 26

Тех врачей, которые ничем не могли помочь императору и отчаялись спасти его, безжалостно казнили…

Смерть Галерия — это веха в христианской истории. Умер последний из самых ярых гонителей. За восемь лет на кострах, на крестах, на плахах погибли полторы тысячи христиан, не пожелавших отречься от своей веры. Тысячи остались изувеченными.

Это гонение было великим испытанием и великим триумфом Церкви. Да, многие отреклись — и простые прихожане, и епископы. Но вскоре большинство из них умоляли вновь принять их в ряды христиан. А рассказы о мучениках, которые пострадали за веру, переходили из общины в общину, из поколения в поколение. И эти рассказы, ставшие легендами о невероятной стойкости, сыграли очень важную роль в укреплении христианской веры. Кровь мучеников, говорил Тертулиан, была семенем. И всходы не заставили себя ждать. Церковь оказалась сильнее Империи. Об этом замечательно сказал Вил Дюрант:

«На человеческой памяти нет драмы более величественной, чем эта: горстка христиан, презираемых или притесняемых чередой императоров, переносящих все суды с яростным упорством, мирно расширяющих свои ряды, строящих порядок, пока их враги порождают хаос, сопротивляющихся мечу словом, зверству — надеждой и в конце концов одолевающих могущественнейшее государство из всех, что знала история. Цезарь и Христос встретились на арене амфитеатра, и Христос одержал верх».

* * *

Смерть старшего августа явилась как бы сигналом к новому этапу борьбы за власть. Верховных правителей осталось четверо: Константин, Максенций, Даза, Лициний.

Двое последних сразу же после смерти Галерия двинули свои войска для захвата территорий умершего. Однако после первого же столкновения оба пришли к выводу, что сейчас война не нужна ни тому ни другому. И через несколько дней был составлен мирный договор, по которому азиатские земли Галерия отходили старшему августу Востока Дазе, а европейские, в их числе и весь Балканский полуостров, — его соправителю Лицинию. Лициний теперь обосновался в Сирмии, на Дунае (неподалеку от нынешнего Белграда). Даза правил из сирийской Антиохии.

Получив во владение территорию втрое больше прежней, Даза весьма скоро превратился в деспота. Он принялся обирать своих подданных без всякого разбора. Его солдаты грабили амбары, винные погреба; стада крестьянских коров и овец сгонялись с пастбищ в императорские загоны без каких-либо объяснений. А тех законных владельцев, кто пытался протестовать, попросту избивали. Богато и красиво одетого человека могли раздеть по одному лишь кивку Дазы прямо на улице.

Напуганный ужасной смертью Галерия, Даза старался вести свою антихристианскую политику скрытно. Если кто из христиан попадал к нему, то он приказывал тайно утопить его в море. Сам же он ежедневно совершал во дворце жертвоприношения. По его приказу все животные, которых он употреблял в пищу, убивались не поварами, но жрецами на жертвеннике.

Публично Даза объявил о своей снисходительности к христианам. И посему запретил убивать рабов Божьих, приказав их увечить. Поэтому исповедникам христианства выкалывали глаза, отсекали руки, ноги, отрезали уши и носы…

Историки единодушно обвиняют Дазу в патологическом разврате. Его гонцы обшаривали город, и где бы ни оказывалась красивая девушка или женщина, ее отрывали от отца или мужа. При этом оглядывали ее обнаженное тело, нет ли какого изъяна, недостойного царского ложа. Если какая-то девушка такому насилию противилась, ее топили. Некоторые мужья, узнав, что столь диким образом обесчестили их жен, лишали себя жизни.

Но Даза пошел еще дальше. Он ввел закон, по которому никто не женился без его позволения. При этом он сам должен был первым отведать прелести каждой невесты. Свита подражала властелину, совершая насилия в своих охраняемых опочивальнях.

Лактанций пишет, что дочерей незнатных граждан кто хотел, тот и умыкал. Знатных девушек, которых не могли похитить, эти разбойники получали от владыки в качестве милости. И нельзя было такому противиться, если разрешение на свадьбу подписал император. Так что девушке следовало либо умереть, либо стать женой какого-либо варвара, часто из числа телохранителей Дазы. А их он набирал из бывших рабов, попавших в плен при завоевании окраин Империи.

* * *

Наконец, пишет Лактанций, Даза возжелал также и августу Валерию, которую еще недавно именовал матерью. Речь идет о вдове Галерия, дочери Диоклетиана. А ведь оба императора были благодетелями Дазы. В ту пору Валерия еще не успела снять траур по мужу, а Даза уже потребовал ее себе в жены, намереваясь изгнать свою супругу, если получит согласие Валерии.

Та ответила откровенно, насколько могла: во-первых, не должно помышлять о свадьбе в поминальных одеяниях, когда не остыл еще прах супруга ее; во-вторых, он бессовестно поступает, когда гонит прочь преданную ему супругу, он и с ней, с Валерией, может так же поступить.

Когда Дазе доложили о столь дерзком ответе, его страсть обернулась в ярость. Он тотчас объявил дочь Диоклетиана вне закона и конфисковал все ее имущество. Прислугу ее пытали долго и без всякой цели, а насытившись кровью, жестоко убили. Всех подруг Валерии Даза упрятал пожизненно в тюрьму, якобы за измену мужьям. А саму Валерию сослал в безлюдную пустыню Сирии. И сколько потом Диоклетиан, до самой своей смерти, ни просил Дазу отпустить к нему дочь, тот был неумолим.

Но это еще не все. Жену видного сенатора Даза заподозрил в том, что именно она посоветовала Валерии дать ему такой ответ. Даза приказал схватить ее вместе с дочерью-красавицей, отвезти в Никею, подальше от столицы, и там истязать, пока не сознается. Ничего не добившись, изуверы казнили обеих женщин. А когда муж казненной, сенатор, стал возмущаться неслыханной жестокостью, Даза велел найти свидетеля преступления его жены. «Свидетеля» нашли в тюрьме, некоего иудея, и обещали свободу, если он докажет вину женщины. Он «доказал», сенатор притих. Но назавтра иудея распяли на кресте. Уже пригвожденный к поперечине креста, пишет Лактанций, он открыл всю тайну и при последнем издыхании сказал, что казнены были невинные.

Так, окруженный многими подельщиками, пастух-император правил востоком, словно стадом…

* * *

Вскоре шпионы донесли Константину, что Даза и Максенций ведут тайные переговоры, чтобы объединиться против него. В этом союзе был заинтересован прежде всего Максенций, который пребывал в политической изоляции. Союз с Дазой он воспринял как дар небес еще и потому, что лелеял мысль отомстить Константину за смерть своего отца, но начинать с ним войну не решался. Теперь же, когда у него появился такой сильный союзник, Максенций объявил войну мужу своей сестры.

Он приказал снести и разрушить статуи Константина и убрать его имя со стен общественных зданий по всей Италии. Это был открытый вызов. Константин никак на него не ответил. Он сделал вид, что не знает о выпаде шурина.

Но было ясно, что Империя стоит на пороге жестокой гражданской войны. Тысячи и тысячи жертв должны быть принесены, чтобы два-три человека решили спор — кому быть первым. Других способов эта цивилизация не знала.