После обеда Сели опять закрылась у себя в комнате, а Онейди сделала Бетти замечание:
— Не надо было тебе так подшучивать над Сели. Слава Богу, у девочки, наконец, прорезался аппетит, она стала хорошо есть, поправилась. У нее даже груди налились! А теперь из-за твоих насмешек будет бояться откусить лишний кусочек.
Их разговор происходил на кухне, где также была Жулия, и Бетти взволнованно обратилась к ней:
— Ты слышишь? Значит, не одной мне это показалось! Онейди тоже заметила.
— Но это же закономерно: Сели стала нормально питаться, отсюда и вся ее полнота, — возразила Жулия. — Хотя до полноты там еще очень далеко.
— Да, еще месяца три пройдет, пока станет, виден живот, — мрачно пошутила Бетти,
— Господи, о чем вы говорите! — испугалась Онейди. — Неужели вы на самом деле допускаете, что Сели беременная? Как такое могло случиться?
Бетти рассказала Онейди о своих подозрениях, и та, сориентированная соответствующим образом, припомнила еще одну подробность, которую можно было истолковать как симптом беременности:
— На днях она пришла из колледжа бледная и сказала, что ее тошнит. Я тогда не придала этому значения, тем более что к вечеру она уже чувствовала себя хорошо и уплетала за обе щеки.
— Наверняка что-нибудь остренькое да солененькое, — вставила Бетти.
— Этого я не помню, — сказала Онейди, — но вообще-то Сели в последнее время предпочитает острую пищу.
С учетом дополнительно открывшихся фактов сестры вновь подступили к Сели с требованием рассказать подробно, что у нее было с Тьягу, и получили прежний ответ:
«Ничего такого».
Какой именно смысл вкладывала в эти слова Сели, сестры могли только гадать.
Но вскоре ситуация резко изменилась: приступы тошноты стали повторяться чаще, и Сели оказалась припертой к стенке. Жулия прямо ей пригрозила:
— Если ты будешь и дальше отмалчиваться, я силой запихну тебя в машину и повезу к врачу. Пусть он обследует тебя и скажет, что это — беременность, нарушение менструального цикла, или еще какая-то болезнь, вызывающая тошноту!
— Нет, не надо к врачу! — испугалась Сели.
— А ты не бойся, — подыграла Жулии Бетти. — Возможно, никакого обследования и не потребуется. Ты просто расскажешь доктору, что произошло на той вечеринке, он тебя осмотрит, и все!
Сели забилась в рыданиях, на нее невозможно было смотреть без боли, но Бетти все же решила дожать несчастную упрямицу:
— Ты боишься обыкновенного медицинского осмотра? А ведь тебе еще предстоит рожать ребеночка! Там уж без врачебной помощи точно не обойтись!
Прием, к которому прибегла Бетти, показался Жулии чересчур жестоким, и она опять перешла от угроз к уговорам:
— Сели, девочка, не мучай нас и себя, скажи, что у вас было с Тьягу?
Вероятно, сестрам все же удалось запугать ее неким страшным доктором, потому что она, наконец, заговорила, выбрав меньшее из двух зол:
— У нас было все! Поцелуи… И даже — больше!.. Я не должна была этого делать, не должна!..
Она вновь залилась слезами, сестры прекратили дальнейшие расспросы, но поход к врачу стал теперь неизбежным.
Жулия и Бетти решили пока не посвящать в эту историю мужчин — ни Отавиу, ни Алекса, ни Тьягу. Только с Онейди они поделились своим горем.
Жулия в который раз уже принялась казнить себя за то, что не забрала Сели из монастыря намного раньше.
— Я моталась по свету, делала свою журналистскую карьеру, вместо того чтобы заботиться о сестренке. А теперь она оказалась психологически не готовой даже к любви Тьягу, не говоря уже о рождении ребенка!
— Ее надо обязательно повести к хорошему психологу, — сказала Бетти. — Да и нам нужен совет специалиста, чтобы мы вели себя грамотно и не травмировали Сели еще больше.
— Сначала вы должны показать ее гинекологу, — напомнила им Онейди. — Может, это ложная тревога. Обычная задержка месячных, и больше ничего.
— Дай-то Бог! — хором воскликнули Бетти и Жулия.
— А если подтвердится худшее? Что будем делать? — упавшим голосом спросила Онейди. Как на это посмотрит сеньор Сан-Марино? Тьягу ведь еще так молод! Ему могут не разрешить жениться на Сели.
— А Арналду — на мне! — подхватила Бетти. — Скажут: если уж монашка оказалась такой проворной, то чего же можно ожидать от ее старшей сестры, которая успела побывать замужем, а и чрезмерной скромностью не отличается! Ох, Сели, Сели, невинная овечка! Сама вляпалась по наивности, да еще и меня поставила под удар!
— Не стоит убиваться раньше времени, может, еще все обойдется, — посочувствовала ей Онейди.
А Жулия сказала, что завтра же посоветуется с психологом, как лучше подготовить Сели к медицинскому осмотру,
На том их женский совет и закончился.
— Сначала узнаем точный диагноз, а потом уже будем думать, что нам делать дальше, — подвела итог Жулия.
— А вы знаете, меня тоже слегка подташнивает, — вдруг сообщила Бетти. — Неужели это заразная болезнь — беременность…
— Только этого нам не хватало! — с ужасом промолвила Жулия. — Что мне, вас двоих вести к гинекологу?
Бетти ничего не ответила, лишь жестом показала, что тошнота подступила к горлу.
— Наверное, ты переусердствовала с кетчупом, — нашла этому объяснение Онейди.
На следующий день Сели не пошла в колледж, потому что ночь провела в беспрерывных молитвах и чувствовала себя очень слабой. Она даже к завтраку не вышла, что, естественно, обеспокоило Отавиу.
— Не волнуйся, папа, это обычное недомогание, у девочек такое бывает. — Пояснила Бетти.
— Да-да, я понял, — ответил Отавиу и успокоился.
Но спустя некоторое время он вспомнил о недомогании Сели и решил сам посмотреть, как она себя чувствует.
Осторожно приоткрыв дверь ее комнаты, он увидел, что Сели творит молитву, и уже хотел уйти, но вдруг услышал какие слова, она обращает к Богу!
— Господи, прости мне мой грех! Пошли моему папе выздоровление, избавь его от приступов агрессии! Прости ему то чувство гнева, которое он не по злому умыслу недавно испытал к сеньору Антониу!..
Отавиу не решился прервать молитву дочери, но тотчас же потребовал разъяснений от Алекса:
— Скажи мне правду! Что имела в виду Сели, когда говорила о приступах агрессии, упоминая при этом Антониу. Я что, был агрессивен по отношению к нему?
Алекс попытался уйти от прямого ответа, но Отавиу не унимался:
— Ты, пожалуйста, не темни, говори все как есть, я в состоянии принять любую правду, какой бы тяжкой она для меня ни была.
— Но я сказал тебе все, что знаю, — стоял на своем Алекс.