– А почему все такие серьезные? – спросил он, посмотрев на нас, и я поняла, что сосредоточенно хмурюсь, пытаясь запечатлеть в памяти его лицо.
Он улыбнулся мне своей неотразимой улыбкой, и мои губы невольно изогнулись в беспомощной попытке повторить ее.
Вечером после ужина миссис Уоррен отправилась на покой, а мы взялись за бильярд на поблекшей зелени стола. Все смеялись, как никогда не смеялись в присутствии тети. Эзра спустился со своим стереомагнитофоном, который взорвался песнями «Джеймс», «Ар-И-Эм» и «Пиксиз»
[5], по очереди заполнявшими комнату грохотом барабанов и гитар.
Я никогда не умела играть на бильярде – кий у меня вечно делал не то, что нужно, и шары отскакивали от бортов. Мод говорит, что я просто не пыталась, что это совсем нетрудно – определить причину и следствие и рассчитать, куда угодит шар, но это не так. Наверно, у меня не хватает какого-то гена. Ну, может, не гена, но нет у меня того, что позволяет Мод видеть, под каким углом ударить по шару, чтобы он отрикошетил в нужном ей месте.
И я, оставив их за бильярдным столом, вышла на газон к самой старой части дома. Я сидела, смотрела на предвечернее солнце и думала о том, как же здесь, несмотря ни на что, красиво. Вдруг кто-то тронул меня за плечо. Обернувшись, я увидела его – красивого, загорелого, волосы в беспорядке падают на уши.
– Прогуляемся? – спросил он.
Я кивнула и пошла за ним по утоптанной тропинке к морю. Потом мы лежали на теплом песке и смотрели, как солнце в красно-золотом ореоле опускается в волны. Я молчала, боясь нарушить эту гармонию, боясь, что он вдруг встанет и уйдет навсегда, и все вернется на круги своя.
Но он не встал и не ушел. Он лежал рядом со мной, глядя в небо. Его молчание казалось вдохом – вдохом, который делают, прежде чем сказать что-то очень важное. Наконец полоска солнца исчезла за горизонтом, и он повернулся ко мне. Я решила, что он сейчас заговорит, но вместо этого он опустил с плеча тесемку летнего платья. И я подумала – вот оно. Этих чувств я ждала всю свою жизнь, это то, о чем шепчутся девчонки в школе, то, о чем поют в песнях и пишут в стихах. Вот оно. Вот он.
Но теперь солнца нет, сейчас зима, и мне очень холодно. И я совсем не уверена, что была права.
Глава 19
Хэл не знала, сколько просидела так, не сводя глаз с фотографии и пытаясь сообразить, что делать. Наконец она услышала, как далеко-далеко часы пробили одиннадцать, и встала, потянувшись, – все тело у нее затекло, и она замерзла.
Ее не оставляло сильное желание убежать обратно в Брайтон и спрятаться от того кошмара, что она сама сотворила. Только вот им известно, где ее искать. У Тресвика есть адрес, он приедет, найдет ее и начнет задавать вопросы. А еще… Когда она вспомнила об ожидающих ее сборщиках податей мистера Смита, о порушенном офисе, у нее потемнело в глазах. Когда-то она самонадеянно не считала себя трусихой, но теперь приходится признать, что это не совсем так. Хэл вспомнила голос того вечернего гостя, его тягучую, тихую шепелявость… Поломанные кости… Выбитые зубы… И поняла, что у нее нет сил встретиться с ним еще раз. Нет. Она не может вернуться без денег.
А если убежать навсегда – ото всех? Но куда? И как – без денег? У нее не хватит даже на такси до Пензанса, не говоря уже о том, чтобы начать новую жизнь в незнакомом городе.
Ладно, как бы то ни было, прятаться здесь вечно все равно нельзя. Когда-то придется спуститься в гостиную, в лоно семьи.
Разминая продрогшие пальцы, Хэл открыла дверь и в нескольких дюймах увидела совершенно неподвижную во мраке коридора фигуру. Темная одежда сливалась с тенями.
Хэл ойкнула и попятилась обратно в комнату, прижав руку к груди.
– Господи… Да что же…
Руки у нее затряслись, и она схватилась за металлическую спинку кровати, чтобы опереться.
– Что?
Голос был надтреснутый, с явным корнским выговором. Страх отступил, и поднялась волна возмущения.
– Миссис Уоррен? Какого черта вы вынюхиваете тут у меня под дверью?
– Это тут не у вас под дверью, – желчно ответила та и сделала шаг вперед, переступив через порог. Смерив жалкие пожитки Хэл презрительным взглядом, экономка добавила: – И вам тут никогда не будет «у вас», если кто-то поинтересуется моим мнением.
– Что вы хотите этим сказать?
– Вы прекрасно знаете что.
Хэл засунула руки в карманы, чтобы скрыть дрожь. Старуха не должна заметить, что она ее испугалась.
– Пропустите меня.
– Да пожалуйста. Я пришла сказать вам, что он ждет вас внизу.
– Кто он? – Хэл постаралась, чтобы голос у нее не дрожал, поэтому вышло резче и холоднее, чем она хотела.
– Хардинг. Он в гостиной.
Хэл не могла заставить себя сказать «спасибо», однако кивнула – один раз, – и миссис Уоррен, повернувшись к ней спиной, шагнула и опять слилась с тенью коридора.
Хэл двинулась за ней и как раз закрывала дверь, когда экономка, через плечо кивнув головой обратно на комнату, на разбросанные вещи Хэл, сказала:
– Та тоже занималась этой дрянью.
– Что? – Рука Хэл замерла на ручке еще не до конца закрывшейся двери, в щель был виден фрагмент комнаты.
– Картами этими. Тарри, или как там она их называла. Вся эта языческая рухлядь, демоны и голые мужики. Если бы спросили меня, их бы и в помине не было в доме. Я бы их попросту сожгла. Отвратительно.
– Кто? – спросила Хэл, но миссис Уоррен продолжала медленно идти по коридору, будто не услышала вопроса, и Хэл, не вполне отдавая себе отчет в том, что делает, подскочила к ней, схватила старуху за пояс – грубее, чем ей бы хотелось, – и заставила ее повернуться. – Кто? О ком вы говорите?
– Мэгги. – Миссис Уоррен прошипела это имя, словно ругательство, и ярость слюной попала на лицо Хэл. – И если вы хоть немного дорожите собой, то больше не будете меня ни о чем спрашивать. А теперь отойдите.
– Что? – ахнула Хэл.
Слова будто пощечиной ударили по лицу, в голове зароились вопросы, они метались с такой скоростью, что их было не ухватить. Правда, один, стучавший в голове, формулировался четко, однако задать его было нельзя: Так она знает?
Пока Хэл стояла, разинув рот, миссис Уоррен высвободилась – с силой, которую Хэл в ней не предполагала, – и торопливо начала спускаться по лестнице – молча и злобно.
Хэл сделала долгий, судорожный выдох и вернулась в комнату. Сердце билось с такой скоростью, что кружилась голова.
Мэгги. Уменьшительное имя мамы. Которая была здесь больше двадцати лет назад. Так она тоже, что ли, жила в этой комнате? И почему миссис Уоррен поселила Хэл именно здесь? Угроза? Или она знает правду? Но тогда почему молчит?