Изабелла проводила мать и дочь на палубу и еще раз попрощалась с ними. Когда они ушли, Изабелла подошла к бортику и, опершись на перила, принялась разглядывать порт Гавра. Как-никак, а это ее последние впечатления о Франции.
Где-то южнее Гавра находится Париж, а где-то в Париже живет Лорен. Но вот пароход тронулся с места и начал плавное движение вперед. А Изабелла все стояла и смотрела, как стремительно удаляется береговая линия, пока она наконец не слилась с горизонтом.
– Прощай, моя любовь. Прощай навсегда, – прошептала она с горечью и, раздавленная собственными переживаниями, уныло поплелась в свою каюту.
* * *
Вечером Изабелла ужинала у себя в каюте. Ей невыносимо было лицезреть атмосферу всеобщего веселья, обычно царящую по вечерам в столовой. Видеть вокруг себя счастливые лица пассажиров, отправившихся в увлекательный вояж, было выше ее сил. Она лежала на кровати, чувствуя всем телом легкую качку судна. С наступлением ночи в иллюминаторе зависла кромешная тьма. Такая же тьма лежала и на сердце.
Когда Изабелла, в последний раз ступая по земле Франции, поднималась на борт парохода, который должен был доставить ее домой, она надеялась, что вот теперь ноющая боль в ее сердце ослабнет, а то и вовсе утихнет. Ведь впереди ее ждет встреча с любимой мамочкой, с отцом, возвращение к той знакомой, привычной жизни, которой она прежде жила у себя на родине.
Там ведь уже вовсю готовятся к свадьбе. Антонио, захлебываясь от переизбытка чувств, сообщил в письме, что венчание состоится в прекрасном храме, главном кафедральном соборе Рио. Невиданная честь, оказываемая лишь самым-самым избранным.
Однако чем дальше удалялось судно от берегов Франции и от Лорена, тем тяжелее становилось на душе у Изабеллы. Как ни старалась, она ничего не могла поделать с собой. Ей даже стало казаться, что сердце превратилось в тяжеленный камень, наподобие тех, что лежали сваленными в кучу в углу мастерской профессора Ландовски.
– Пресвятая Дева Мария! – молилась она, заливаясь слезами в подушку. – Дай мне силы жить без него. Потому что сейчас я даже не представляю, как смогу вынести разлуку с ним.
Майя
Июнь 2007 года
Полнолуние
13; 49; 44
27
Было уже далеко за полночь, когда я закончила читать последнее письмо. Изабелла Бонифацио на борту парохода направлялась домой, в Бразилию, где ее ждала встреча с женихом, которого она не любит. А позади остался мужчина всей ее жизни, Лорен Бройли. Минуточку-минуточку!
Lau…
Кровь заструилась по моим жилам с удвоенной скоростью, ибо меня вдруг осенила догадка. Теперь я наверняка знаю, что означают первые три буквы на оборотной стороне мыльного камня. Конечно же, это имя Лорен. Ведь именно так звали тайную любовь Изабеллы. И та скульптура женщины, сидящей на стуле, что стоит в саду виллы Каса, – это та самая скульптура, позируя для которой Изабелла провела столько головокружительных часов в парижской мастерской мастера. Так или не так? Вопрос в другом. Каким образом эта скульптура оказалась в Бразилии? Вот над этим еще придется поломать голову.
Завтра я снова перечитаю все письма. Ведь когда я читала их в первый раз, то мне не терпелось поскорее узнать историю Изабеллы целиком, а потому я не придавала особого значения всяким мелким подробностям. А еще, я обязательно поищу в Интернете информацию о Лорене Бройли. Наверняка его имя известно в мире искусства. Но на сегодня хватит. Чувствуя безмерную усталость, я стащила с себя одежду, залезла в кровать, укуталась простыней и почти мгновенно уснула, положив руку на пачку с письмами, с которых началась и моя собственная история. Утром я проснулась от каких-то непонятных резких звуков. Спустя пару секунд сообразила, что это трезвонит телефон, стоящий на прикроватной тумбочке. Сняла трубку, приложила ее к уху и сонным голосом выдохнула:
– Алло.
– Майя, это я, Флориано. Как вы себя чувствуете?
– Я… Мне гораздо лучше. Спасибо.
Я мгновенно почувствовала угрызения совести за то, что вчера вечером сказала Флориано неправду.
– Отлично. Так мы сегодня встречаемся? У меня для вас куча информации. Есть что рассказать.
И мне тоже, подумала я про себя, но вслух сказала:
– Конечно, встречаемся.
– Погода сегодня прекрасная. Давайте для начала просто прогуляемся по пляжу. Я буду ждать вас ровно в одиннадцать в вестибюле внизу. Идет?
– Идет. Но только… Флориано, пожалуйста, если у вас есть какие-то неотложные дела, то я…
– Майя, не забывайте, я ведь романист. А для любого писателя найти подходящий предлог для того, чтобы уже с самого утра не садиться за рабочий стол, это всегда большая удача. Итак, через час встречаемся.
Я заказала завтрак в номер. Попутно перечитала заново несколько писем, чтобы освежить в своей памяти их содержание. Потом, глянув на часы, приняла на скорую руку душ и помчалась вниз. Ровно в одиннадцать я была в холле гостиницы, как и договаривались.
Флориано уже поджидал меня. Он сидел, погруженный в чтение какой-то бумаги, которую, судя по всему, извлек из пухлой пластиковой папки, лежавшей у него на коленях.
– Доброе утро, – поприветствовала я его.
– Доброе утро, – ответил он, поднимая на меня глаза. – Отлично выглядите.
– Да, со мной все в порядке. – Я уселась рядом с ним, горя желанием немедленно повиниться за вчерашнее. – Флориано, у меня не было никаких проблем с желудком. Я осталась у себя в номере совсем по другой причине. Яра, старая служанка сеньоры Карвальо, вручила мне сверток перед тем, как я с ней попрощалась, но она попросила никому ничего не говорить об этом. И я пообещала.
– Понятно. – Флориано удивленно вскинул брови, выслушав мою новость. – И что интересного было в этом пакете?
– Там были письма, которые в свое время Изабелла Бонифацио писала своей служанке. Ее звали Лоен Фагундес. Это мать Яры.
– Очень хорошо.
– Простите, что вчера я ничего вам не сказала. Но мне захотелось вначале прочитать письма самой. И прошу вас, пообещайте никому о них не рассказывать. Яра ужасно боится своей хозяйки. Вдруг сеньора Карвальо как-то прознает, что она отдала мне эти письма?
– Конечно, я буду молчать. Какие проблемы? – Он понимающе кивнул в знак согласия. – В конце концов, это же ваша история, не моя. А вы, как мне кажется, вообще относитесь к тем людям, которые с большим трудом доверяют другим. Уверен, у вас и других тайн, помимо писем, полным-полно. Так вы все же хотите поделиться со мной содержанием этих писем или нет? Решайте сами. Меня устроит любой вариант, и я не обижусь на вас, если вы ответите отказом.
– Конечно, хочу. Более того, я буду рада познакомить вас с письмами, – ответила я, несколько раздосадованная тем, насколько точно он определил суть моего характера. Но разве не то же самое написал мне отец в своем прощальном письме?